— Нет, не слышала — мы спали нормально.
Важной вехой в биографии Плисецкой, да и вообще в истории мирового балета, стал спектакль «Кармен-сюита». Как известно, адаптацию одноименной оперы Бизе сделал супруг балерины композитор Родион Щедрин, а поставил кубинский балетмейстер Альберто Алонсо — брат мужа той самой Алисии Алонсо, с которой танцевал Азарий. Время работы над спектаклем стало счастливым не только для всех его участников, но и для меня. Родион Константинович, который недолюбливал поклонников жены, был в отъезде, и каждый вечер после репетиции мы собирались у Майи на Тверской: я и ее закадычная подруга Леля Мильман — суфлер Театра оперетты. Лелька приносила трехлитровую банку любимого Майиного варенья из апельсиновых корочек. За чаем, вареньем и разговором, как правило совсем не об искусстве, коротали вечер.
В этот период Майя иногда звала меня с собой в кино. Обычно мы ходили на вечерний девятичасовой сеанс в сад «Эрмитаж» недалеко от ее дома. Майя очень любила красивые лица, не только мужские, но и женские — например восхищалась красотой Брижит Бардо, Софи Лорен... Помню, ходили на «Гром небесный» с Жаном Габеном и Мишель Мерсье. А когда в СССР привезли картину «Королева Шантеклера» с Сарой Монтьель, мы с Майей были на этом фильме несколько раз.
С каких-то гастролей Плисецкая привезла роскошную шубу. Не знаю, что за мех: мягкий, белый в темных точечках — может, рысь? Почему запомнил — у меня в то время было темное пальто из бобрика. В кино мы обычно шли под руку, после чего весь мой бобрик оказывался в белых волосках от ее шубы. Как-то после сеанса в фойе помогаю надеть Майе шубу. Отходим от стойки гардероба и слышим сзади голос: «Мужчина (мне в то время было уже за двадцать), ваша девушка сумочку забыла!» На всякий случай оборачиваюсь, следом оборачивается и Майя... Когда оба поняли, что окликают нас, как начали хохотать!
Помню генеральную репетицию «Кармен-сюиты». На прогон пришла Лиля Брик, мнению и вкусу которой Майя очень доверяла. Именно Лиля Юрьевна когда-то познакомила Плисецкую и Щедрина. Интересно, что роза на репетициях была прикреплена у Кармен где-то в районе талии или на бедре. Но Лиля Юрьевна сказала:
— Майечка, не нравится мне эта роза, она не на месте...
Майя стала по-другому примерять розу, но все варианты Брик отвергала. Плисецкая разозлилась:
— Лилия Юрьевна, но не сюда же?!
Догадайтесь сами, куда показала Плисецкая. В итоге место розе нашлось на голове.
Выпуск «Кармен-сюиты» был сопряжен с большими трудностями. Министр культуры категорически не приняла спектакль с его эстетикой, эротизмом и дыханием свободы и на худсовете после прогона высказалась критически. Но в худсовете были люди, защищавшие постановку, поэтому Фурцева, чтобы подкрепить свою позицию авторитетным мнением, повернулась к Улановой: «Галина Сергеевна, что же вы молчите? Повторите то, что говорили мне на днях». Уланова стала что-то лопотать... Но с ней все было ясно — Плисецкая стала той, кто невольно сместила Уланову с пьедестала первой балерины СССР. А вот от кого Майя не ожидала удара в спину, так это от Владимира Васильева. Неожиданно на обсуждении он резко высказался против «Кармен-сюиты». А ведь у Майи с ним и Екатериной Максимовой сложились самые добрые отношения... Знаю это со слов самой Майи Михайловны.
Плисецкая и Фурцева прежде были подругами. Более того, Екатерина Алексеевна слыла преданной поклонницей Майи, ходила на все ее спектакли. Дни рождения, Новый год, другие большие праздники часто отмечали вместе. Когда Майю выдвинули на Ленинскую премию, два человека из комитета по премиям были категорически против. Первый — никому не известный, хоть и народный писатель Молдавии Андрей Лупан. Отталкиваясь от его фамилии, Майя с лету дала ему очень смешное, но совсем непечатное прозвище. Второй, как ни странно, — Сергей Федорович Бондарчук. Его авторитет был велик, но Екатерина Алексеевна сделала все, чтобы Плисецкая премию получила. И это не единичный случай помощи со стороны министра. Когда у Плисецкой случались какие-то проблемы или неприятности, Катя (как многие за глаза звали Фурцеву) часто принимала сторону Майи и прикрывала ее. Поэтому прежде чем осуждать Екатерину Алексеевну за «Кармен-сюиту», нужно понять, что она в первую очередь была советским чиновником. Чиновником системы с жесткими консервативными идеями, в которые свято верила и которым служила. Не могла она не прислушиваться и к мнениям авторитетных деятелей культуры, критиковавших спектакль. В итоге «Кармен-сюиту» отстояли, но Щедрин с Плисецкой после перестройки стали критиковать Екатерину Алексеевну. Совершенно, на мой взгляд, необоснованно. Мне всегда было горько и обидно, если читал или слышал их нелестные высказывания о ней.
