— Хотя у вас ведь был еще один брак...
— В девяностых было такое понятие, как прописка. Мальчик был иногородним, и расписались для того, чтобы обойтись без проблем с милицией. Мы были одноклассниками, позже вместе работали. Любовь наша к тому времени уже угасла. Оставалась только дружба.
Что касается Лени, они с папой — близнецы. У меня классический вариант по Фрейду, а так иногда хочется быть оригинальной. Оба музыканты, лидеры, неординарные, фантастические. Любовь к этому всему — э-ге-гей! — гульнуть, собрать вокруг себя народ, развлечься. Ленька, правда, помягче папы. И даже мягче меня. Он как ребенок.
— Давайте о вашем совместном ребенке поговорим. Интересно, если вас родители критиковали и требовали быть лучшей версией самой себя, то на каких принципах строилось воспитание Лизы?
— Я вообще не дергаю ее ни по какому поводу. А уж Леня тем более! Ни слова против. Раз в пять-шесть дней пишу: «Котён, как дела?» Хорошо, если отзовется хотя бы назавтра. Ей некогда, жизнь бурлит, как у меня когда-то. В двадцать лет не до родителей.
— Тем более что жизнь бурлит далеко от вас, через океан. С пяти лет Лиза живет в Америке в семье дедушки.
— Давайте проговорим этот важный момент. Моего замечательного папочку из Москвы увезли в Америку с одной целью — спасти ему жизнь. Пятнадцать лет назад наши врачи сказали, что они этого сделать не смогут, и отправили домой умирать. Диагноз «диабет», впоследствии «диабетическая стопа», гангрена, заражение крови... Дело осложнялось тем, что у папы была привычка все контролировать и никому не доверять, он не признавал врачей и лечение в принципе.
В итоге болезнь прогрессировала. Пока он сам не испугался, уговорить его лечь в больницу было невозможно. Ну а потом нам просто не повезло, доктора не справились. Когда забирала своего когда-то большого, сильного отца домой, он весил шестьдесят пять килограммов. Я позвонила другу, шефу муниципального госпиталя Нью-Йорка, с просьбой о помощи, других вариантов не было. И он откликнулся, смог устроить папу, и ему спасли жизнь.
Везти обратно не было возможности, он не перенес бы перелета. Хотя папе было нестерпимо трудно начать все с чистого листа в незнакомой стране, в изоляции — без друзей, без языка. Мы купили квартиру в Майами, так начался американский период нашей семьи. За океан мы не собирались и вряд ли там оказались бы, не случись печального события. Америка продлила папе жизнь на десять лет. Я уверена, что в России достаточно светил медицины, но повторюсь: здесь нам просто не повезло.
Папа нашел себя в семье, в детях. У них с женой рос сын, мой брат Мишка, который давал прикурить, так что папе некогда было скучать. И мы со спокойной душой оставляли Лизу в кругу семьи. Папа — настолько надежный, что не о чем было беспокоиться, и бабушка, папина вторая жена Люба, любила Лизу и заботилась о ней как о собственном ребенке. Ответственность за семью придавала папе сил, он бесконечно любил внучку, говорил, что Лиза — его главный ребенок. Понимаю, я-то появилась, когда им с мамой было по девятнадцать, — какие в этом возрасте воспитатели?
