Или дело совершенно в другом? Марина Цветаева говорила: успех — от слова «успеть». Мама «успела» встретить Юрия Александровича Завадского — главного режиссера Театра Моссовета, который открыл Маргариту Терехову: принял к себе на курс, позволял сниматься в кино, хотя обычно студентам это запрещают, впоследствии пригласил в труппу. Ей посчастливилось работать с Андреем Тарковским, Романом Виктюком, другими прекрасными мэтрами.
Мне в общем тоже везло на встречи. Поступив в ГИТИС с третьей попытки, училась у замечательных педагогов Евгения Николаевича Лазарева и Владимира Наумовича Левертова. Они вселили в меня уверенность, которой так не хватало. Левертов ставил с нами «Стеклянный зверинец» по Теннесси Уильямсу, я играла Лору.
На четвертом курсе Алла Сигалова пригласила в свой спектакль «Отелло» на Дездемону. Роль прекрасно легла на мой характер, душевное настроение. Такой я и была — скромной, наивной. А в «Саломее» Алла назначила меня на Иродиаду. Очень страшно было ее играть, я даже у батюшки спрашивала, не отказаться ли. Он дал неожиданный совет:
— А ты найди в героине что-нибудь хорошее.
— Что же хорошего в жене Ирода? Она же страшный человек! — удивилась я.
— Но эта женщина не всегда была порождением зла, — ответил священник, — когда-то просто маленькой девочкой, а дети рождаются ангелами. Потом что-то случилось в ее жизни, подумай, что с Иродиадой могло произойти.
И я сыграла эту роль на преодоление.
Театр у нас был очень хороший. Коллектив маленький, актеры молодые, все буквально жили и дышали работой.
— К тому времени вы уже родили Мишу. Трудно было совмещать работу и материнские обязанности?
— Непросто, но справлялась. Я ведь сына родила в девятнадцать. С его папой Валерием Боровинских мы учились на параллельных курсах в ГИТИСе — я на актерском, а он на факультете эстрады. Потом пути разошлись, ранние союзы ведь часто недолговечны. Вышла замуж за Колю Добрынина, он тоже работал в «Независимой труппе». Так что и дома, и в театре были вместе, и на гастролях. Впервые оказалась за границей — в Америке, Европе...
Добрынина Сигалова окрестила Хорхе Донн — так звали ведущего танцора в труппе Бежара, обладавшего удивительной пластикой. Коля ведь, помимо того что блистательный актер, замечательно двигался. А в постановках Аллы пластика — уникальная, неповторимая — имеет особое значение.
Я многому у нее научилась, полученный опыт помогает до сих пор. Мама часто приходила на наши спектакли, восторгалась безупречным чувством стиля и вкусом Сигаловой, но иногда замечала: «Я бы сделала иначе». Алла вежливо кивала, но оставляла все как есть. Она не принимала ничьих советов. Как-то заметила в разговоре со мной: «Допустим, я родила ребенка, а кто-то мне вдруг заявляет, что ушко должно быть другим и ножка... Все во мне протестует, ведь это мое, мои ручки и ножки, я их произвела на свет, и нечего тут... Спектакль для режиссера — такой же ребенок».
