— Натальи Леонидовны не стало в начале марта прошлого года. Она чувствовала, что недолго осталось? Боялась, может быть, этого?
— Моя и Наташина мамы всегда дружили, общались, подарочки друг другу передавали. Разболелись старушки почти одновременно, обе оказались в больницах. Я мотался между клиниками. Приехал к теще — говорит, сердце стучит. Успокоил, что нормально все будет, поехал к маме. Когда возвращался домой, сообщили, что теща умерла. Моя плакала потом: «Я следующая». Через два с половиной месяца мамы действительно не стало...
На самом деле поначалу все было совсем не страшно, вполне для нее типично. Позвонила женщина, которая за ней ухаживала: «Василий, повлияй на мать — ей нездоровится, а в больницу ехать не хочет! Приезжай и уговаривай». Мы с Вовкой тут же помчались. На месте стало ясно, что дела плохи — белая вся, дышит тяжело. Повезли в Первую градскую, вроде пришла в себя. А на следующий день стало совсем нехорошо.
Лечить маму было сложно. Постоянно отказывалась от госпитализации, а когда все же соглашалась, сколько раз требовала ее из больницы забрать! В свое последнее лето в той же Первой градской сутки не пролежала, звонит в семь утра: «Вася, забери меня немедленно!» Приезжаю — а она в реанимации! Сидит на краю койки, ножки свесила, естественно, от капельниц уже отключилась. Читает что-то.
— Ну и в чем дело? — спрашиваю.
— Домой хочу!
Потом мама призналась: она испугалась, что уже никогда не выйдет из больницы. У нее тогда обнаружились проблемы с легкими, почками. Не ужас-ужас, но все-таки... Даже просил врача нарочно маму напугать, чтобы прошла курс лечения в стационаре.
Не могу сказать, что она боялась смерти. К явлению в целом относилась философски, а предчувствий не было. Мама строила планы, собиралась поехать в Китай по поводу диабета. Лето хотела провести на даче, говорила, что будет ходить с Натальей за грибами, а я обязан ей коляску с моторчиком сделать. Не думала она, что это уже все...
