Санитарка долго гремела ключами, чтобы отворить дверь палаты с зарешеченным окном. Там Ферн увидел похожих на зверушек людей в одинаковых серых халатах и среди них у окна маленькую тихую седовласую женщину — Ольгу Спесивцеву, вернее пациентку № 360446. По-английски она практически не говорила, знала лишь отдельные слова, и от Ферна испуганно шарахнулась, решив вероятно, что он хочет причинить ей зло. Недоверчиво покосилась на сладости и фрукты, которые он принес с собой. Никто из персонала бесплатной лечебницы для неимущих понятия не имел, кто такая эта неприметная покорная старушка, и когда потрясенный Ферн показал фотографии и пожелтевшие от времени газетные вырезки, они сильно смутились. Дейлу Эдварду удалось найти для Ольги русскоговорящего врача, и наконец ее стали хоть как-то лечить. Ферн навещал Спесивцеву каждое воскресенье в течение десяти лет и чуть ли не каждый день писал ей письма на плохом французском, который она немного знала. В складчину с друзьями покупал Ольге еду, сладости, духи, одежду, чтобы поддержать и порадовать.
Самое удивительное, что Спесивцева, проведя в лечебнице в общей сложности двадцать один год, окончательно выздоровела. К ней полностью вернулись рассудок и точная на детали память о прожитой жизни. Тогда-то Ферн и перевез Ольгу Александровну из клиники в пансионат Толстой, где ее окружали соотечественники, русский язык, русская еда, русская церковь. Она после многолетнего перерыва смогла наконец возобновить переписку с сестрой, оставшейся в Петербурге — Зинаидой Папкович-Спесивцевой.
«Зинуша, каждый вечер перед сном я сижу у письменного стола и смотрю в окно, как заходит солнце. В это время я всегда в России. Медленно плывут воспоминания, я погружаюсь в сон...»
Россия — это и счастье и ад, поклонение и жестокость, насилие и любовь, ненависть и райские кущи. Нигде больше не будет такого кипящего котла самых противоречивых эмоций, которые на всю жизнь ее обожгут. Совсем чуть-чуть ей выпало теплоты в детстве, но когда умер отец, он был оперным певцом, мать, собрав узелки с пожитками, перебралась с тремя детьми из Ростова-на-Дону в Санкт-Петербург. Их удалось пристроить в приют для детей неимущих актеров, который содержала Мария Гавриловна Савина. После приюта Оленька попала в театральное училище. Там она сильно выделялась среди учениц, и к выпуску стало ясно: у девочки выдающиеся балетные данные — безупречное пластичное тело и выразительное лицо с драматически горящими темными глазами. «Идеальный прототип трагической актрисы», — говорила про нее Савина.