И, конечно, вкратце все ему рассказал. Ну, погоревали мы вместе, да и только. Потом, правда, снова пришлось собирать деньги, чтобы отдать уже друзьям, которые выручили меня в трудную минуту... Людмиле, естественно, мы с сыном об этой истории ничего не сказали, чтобы ее не травмировать...
— А как вы познакомились с матерью Леонида?
— Это была забавная история. 60-е годы. Отслужив в армии, учусь на вокальном отделении в «Гнесинке», при этом работаю на трех работах. Вечерами пою на танцах. В Парке Горького в те времена была большая танцевальная площадка. Там по выходным играл шикарный бэнд. Попасть в него солистом было невероятно сложно. Но после серьезного прослушивания меня приняли в ансамбль.
Я не только выступал со своими песнями, но и пел кое-что из репертуара Эдуарда Хиля и Муслима Магомаева.
Вместе с нашим ансамблем на сцену выходил танцевальный коллектив с довольно большой программой: вальс, танго в трех вариантах и, естественно, модное ча-ча-ча. Моя Люда там и танцевала. И так была увлечена танцами, что даже занимала на каких-то конкурсах призовые места.
Каждый вечер мы с ней встречались на сцене: я пою, она рядом кружится в вальсе. Люда мне сразу же приглянулась. Стройная, изящная, юная, с копной темных волос.
Я знал, что у этой серьезной девушки не было ухажеров, только партнеры по танцам. Она ведь готовилась стать учительницей — училась в педагогическом.
Я был постарше ее ненамного, лет на пять. Как-то вызвался проводить Люду до дому, мы долго стояли у подъезда: все никак не могли наговориться. С тех пор я провожал ее каждый вечер.
Помню, как Люда мне рассказывала, что у нее очень строгая мама. Мария Израилевна всю свою жизнь проработала в библиотеке. Ее муж погиб на фронте, и она в такое трудное время тянула одна двоих детей — Люду и ее старшего брата Вадима. Мария Израилевна жила строго по распорядку, и свою дочь воспитывала в том же духе. Ровно в 11 вечера они ложились спать. Люда ей во всем подчинялась.
Очень скоро в строгости Людиной мамы убедился и я. В один из вечеров (это было, наверное, третье или четвертое наше свидание), когда мы с Людой стояли на лестничной площадке у окошка, вдруг откуда-то сверху раздался деликатный стук.
Это ее мама вначале постучала в дверь, чтобы не застигнуть нас врасплох, и только потом осторожно выглянула из квартиры.
— Молодой человек, можно вас попросить зайти в квартиру? Здесь как-то потеплее и поуютнее... Может, чаю хотите выпить?
Ну что тут поделаешь! Пришлось подняться. Семья Люды жила в достатке, но очень скромно. 2-комнатная квартира со старой мебелью советского образца.
— «Здрасте». — «Здрасте». — «Как вас зовут? Колей? Очень приятно. Правильнее, наверное, будет Николай?» — «Если хотите, зовите Николем». — «А меня зовут Марией Израилевной».
Мы прошли на кухню, Мария Израилевна угостила нас чаем. Кстати сказать, я тогда совершенно не растерялся. А Людка, смотрю, смущается! Сидит вся красная, дрожит. Ее мама деликатно задавала мне вопросы на общие темы: мол, где работаете, где учитесь... А потом осторожно заметила:
— У меня Люда — очень скромная девочка, вы уж, пожалуйста, будьте к ней внимательны...
— Да и я в общем-то не оболтус. Все будет нормально, Мария Израилевна!
Это было так забавно! Я же чувствовал, она хочет прямо сказать: «Ты, парень, смотри, без глупостей!», но деликатничает. На том и расстались…
Прошло лето. Началась зима. Танцплощадка в Парке Горького закрылась, и наши выступления прекратились.
