у нее так и не хватило. А жаль...
Наверное, после этого случая Щербаков снова захотел повидаться с дочерью. Даже звонил в «Современник» нашему секретарю Раисе Викторовне, справлялся об Оле, говорил, что хотел бы все исправить.
— Как мне встретиться с Оленькой? Как найти к ней подход? Я очень переживаю... Боюсь, что не успею...
Так и случилось — не успел...
Этот разговор Раиса Викторовна передала мне после Петиной смерти. Так и не встретились два самых дорогих для меня человека.
Последний раз я видела Петю на похоронах его ближайшего друга Евгения Евстигнеева.
Он плохо себя чувствовал, все время пил валидол. Видимо, сердце уже нестерпимо болело. Мы стояли друг напротив друга. Он смотрел на меня в упор, не отводя взгляда. Может, мне это показалось, но я чувствовала: он словно прощается. Ира Цывина, вдова Евстигнеева, потом рассказывала, что Щербаков, обняв ее, вздохнул: «Женя мне все время снится, зовет с собой...» На этот раз он не ошибся. Петя пережил своего друга Евстигнеева на 8 дней...
В тот день мне позвонила секретарь театра и сказала: «Галька, Петр Иванович умер!»
Оля сама захотела поехать на похороны отца, проводить его в последний путь, так и не встретившись с ним ни разу. У гроба стояла его вдова. Андрей на похороны отца прилететь из Америки, видимо, не смог. Олег Николаевич Ефремов попросил всех отойти от гроба, чтобы мы смогли попрощаться.
И Оля поцеловала отца в гробу. В первый и последний раз...
Оля так рыдала, что мне пришлось ее увезти на такси. На годовщину Петиной смерти позвонила Людмила Иванова и сказала: «Оля, приходи!» По злой иронии судьбы Ивановой, которая в «Служебном романе» собирала деньги на похороны Бубликова, в жизни пришлось по-настоящему хоронить своего коллегу. На годовщину собрался весь театр. Людмила Ивановна сама вывела Олю на сцену и представила коллегам: «Это дочь Петра Ивановича Щербакова».
Петя все время снился мне после своего ухода, видимо, там, на небесах, беспокоился о дочери. Сердце у него за дочку болело, я это чувствовала.
А в моем сердце обиды больше нет. Я всегда говорю и Оле, и Маше: «Вы должны гордиться своим отцом и дедушкой. Он был большим артистом! Таких сейчас нет!»
Судьба соединила нас с Петей на два с половиной года, а потом сама же и развела. Но мы тем не менее остались родными людьми, просто так сложилось...
На всю жизнь я запомнила его первый подарок — роскошный оренбургский платок. Помню, как он решил мне устроить сюрприз. Поставил перед зеркалом, велел зажмурить глаза и накинул на плечи белое пушистое облако.
— Гляди, какой красивый, невесомый! Через кольцо можно продеть!
Он с восхищением провел ладонью по моим плечам.
Но я не знала тогда об одной народной примете: дарить платки — к слезам. Не отдала ему за платок копеечку, вот примета и сбылась.
С тех пор очень не люблю оренбургские платки, а еще терпеть не могу гладиолусы. Эти цветы напоминают мне тот роковой день выписки из роддома. Я их даже в саду на даче не сажаю...
Благодарим ресторан «КОМПОТ» за помощь в организации съемки
