Он уже, как я понимаю, жил с этой женщиной. Ему было не до нас.
Но ведь Петя как отец должен был ходить к дочке или хотя бы звонить и справляться о родной кровиночке! А он, видимо, решил, что так будет лучше для него. Как страус, спрятал голову в песок. Берег свою душу.
А что было делать мне со своим растерзанным сердцем?
Конечно, мир не без добрых людей. Мне звонили из театра и говорили, что у него кто-то живет. В театре узнают обо всем очень быстро. Я не верила слухам. Но очень скоро, к сожалению, сама во всем убедилась.
Как-то звоню Щербакову, чтобы узнать что-то по работе. Я же администратор театра, мне нужно артистов на гастроли отправлять.
Снимает трубку незнакомая женщина.
— Простите, можно Петра Ивановича?
— Его нет дома, он уехал по делам.
— А вы кто?
— Я его жена!
В этот момент я кормила дочь грудью. От потрясения выронила трубку на пол, Ольга испугалась и заплакала...
Это было очень тяжелое время. Я мучительно копалась в себе и жалела о своем поступке: зачем я тогда пошла на принцип? Зачем уехала к маме? Я-то думала, что этим его накажу, он потом в ногах у меня будет валяться. Часто ночами просыпалась от мысли: «А что, если и я в чем-то виновата? Ведь не бывает так, чтобы один человек был во всем виноват...»
Но получалось, как в песне поется: «Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду — я одна...» А что, если бы я, послушав Петю, пошла с ним в загс? Он ведь все время просил меня об этом. Мы тогда и не расстались бы. Получается, я сама отдала его этой женщине без борьбы?
Нет, не так! Я все же за него боролась, как могла...
После телефонного разговора с его «женой» я, отчаявшись, решила поехать к нему сама и выяснить наконец наши отношения. Ведь незадолго до этого Петя позвонил мне, предлагал снова сойтись, обещал приехать, поговорить о будущем...
— Мы будем вместе, вот увидишь... Я обещаю...
Но так и не приехал...
Когда Петя, открыв дверь, увидел меня на пороге с семимесячной Олей на руках, очень испугался. Он явно не ожидал, что я способна на такой поступок. Они с Андреем стояли в прихожей в пальто, видимо, только что вернулись из детского садика. Я развернула одеяло и показала Андрюше спящую Олю: «Посмотри. Это твоя сестричка».
Мы посидели с Петром Ивановичем, поговорили.
— Что происходит? Оказывается, у тебя живет другая женщина и называет себя твоей женой. Говоришь одно, а делаешь совсем другое!
Разговора у нас не получилось. Петя молчал, опустив голову. Только, помню, все время твердил одно: он опасается, что я буду свою дочь любить больше, чем Андрюшу. Он не может на это пойти...
Я вдруг заметила, что на стенах больше не висят портреты его бывшей жены.
Кто-то их снял.
— Я ухожу. Но если ты станешь принимать какие-то меры в театре, пеняй на себя. Я все равно буду работать в «Современнике».
Села с Олей в машину и уехала. Теперь уже навсегда. Это был последний раз, когда Щербаков видел свою дочь...
Наступил Новый год. Вся труппа справляла его в театре. В этот вечер я почему-то не осталась. Мне потом рассказывали коллеги, что Щербаков бегал по всему театру и искал меня. У всех билетеров спрашивал: «Где Галина Андреевна? Галину Андреевну не видели?» В результате там, прямо в театре, и остался ночевать.
