Однажды, когда нас привезли с военных занятий, я вывалился с борта грузовика с воплем: «А-а-а! Мы приехали!!!» И приземлился прямо на ректора. Вынесли выговор, на стене на меня карикатуру повесили.
У нас в общежитии, в большой комнате коек на двадцать, обитал студент Жабенко. Он очень плохо видел, носил очки с круглыми линзами и ходил, как маленький подслеповатый комарик. Однажды, когда он лег спать, мы заклеили его очки матовой бумагой, стали жечь вату и орать: «Пожар! Пожар!» Вонь стояла ужасная… Жабенко проснулся, нацепил очки, заклеенные матовой бумагой, и решил, что это дым.
Он бежал по всем кроватям с воплем: «Я не вижу, где мое место!» Какими же мы были идиотами!
Он, бедный, потом неделю в больнице пролежал — оббил себе ноги, убегая от пожара… А мы от хохота никак не могли его отловить.
Во Львове я впервые почувствовал, что схожу с ума от кино. Помню, в конце бульвара Шевченко снимался фильм «Овод», где играли Симонов и Стриженов, а я стоял в толпе зевак. Шла ночная съемка, суетились гримеры и костюмеры, сидел режиссер с рупором… Я с такой завистью смотрел на все то, что там происходит, так стремился в этот ярко освещенный круг! В этот момент я впервые понял, что хочу в кино, и это было как удар гирей по голове.
— А что же любовь?
— Самая большая любовь пришла ко мне после института. Нас, четверых здоровенных лосей-полиграфистов, распределили в Ростов-на-Дону.
Я работал инженером-технологом в газете «Молот». По вечерам мы принимали по сто пятьдесят—двести граммов водочки и шли клеить девок на местный Бродвей — улицу Энгельса (нынешнюю Большую Садовую). Клеили всех подряд, познакомиться проблем не было.
Многие говорят, что самые красивые девушки России живут в Краснодаре, но я голосую за Ростов-на-Дону. В тамошних девушках смешались русская, казачья, армянская, греческая и еврейская кровь, и хороши они необыкновенно. Мне казалось, от красоты они просто звенят.
Однажды пошел на пляж Левбердон — Левый берег Дона. Там играла в волейбол девушка с великолепной фигурой… Спрашиваю: «Кто это?» — «Людка.
Она в кордебалете цирка танцует».
Встал рядом с ней в волейбол играть, она веселая, улыбчивая, игривая… Лет пять назад, когда был в Анапе, мне передали от нее привет. Что с ней сейчас, не знаю...
В Людке все играло: плечи, грудь, бедра… Она мне необыкновенно понравилась, я втюхался по уши. Но понимал, что мало ей интересен. Она оказалась такой ветреной и непостоянной! У нас была близость, но, как мне казалось, особого впечатления это на Люду не произвело. Встречались мы нерегулярно, поскольку в это время я уже увлекся Тамарой...
Ей было шестнадцать, но на нее ходили смотреть, как на самую красивую девочку ростовского Бродвея: синеглазая, невысокого росточка, смуглая, как вишенка.
