Конечно, как и любая женщина, думала, что моя любовь его изменит. Но переделать Панкратова, думаю, никто не смог бы.
В нашем доме, таком тихом и спокойном, поселилась суета. Звонки, вечные гости, хлопанье дверями до утра: кто-то приходит, кто-то уходит... Панкратову днем и ночью звонят друзья. У нас был Смольный! Саше постоянно приносили откуда-то подарки. Как-то, помню, притащили батарею бутылок — презент от поклонников из далекого Дагестана. Помню ящики с фруктами из Тбилиси.
Саша дома бывал редко. Пропадал в Доме кино, вернее, там он и жил. Как на работу туда ходил. Ему и сценарии туда, на проходную, отправляли. В Доме кино был знаменитый на всю Москву ресторан, где собирались киношные компании. А Панкратов был душой любой компании.
Поэтому виделись мы редко.
Он возвращался домой, когда я спала, или я приезжала откуда-то со съемок, когда он уже спал. Моя бабушка готовила на всю семью, смотрела за ребенком. Она зятя не очень привечала. Помню, бывало, придет Панкратов навеселе и с ней в коридоре раскланивается: «Здрасьте, Марь Алексеевна!», а она ему строго: «О-о! Явился, не запылился!» А он хохочет в ответ, играет своими ямочками: «Ой, Марь Але-ек-се-евна!» И она таяла. Умел он женщин очаровывать, ничего не скажу…
Но это еще ладно, потом пошло все хуже и хуже…
Как-то вечером звонит, отмечается: «Я с компанией. У вас все хорошо? Я буду поздно…» И вот это «я буду поздно» раздавалось постоянно. Это было невыносимо.
Или звонит ближе к ночи: «Верка, я в Доме кино, подъезжай». «Не могу, — говорю. — Я одна с Динкой». — «А ты ее к матери отведи». — «Нет-нет, я не приеду». — «Ну, в общем, надумаешь — приезжай». И вешает трубку. А приходит под утро.
Иногда заявлялся с друзьями. Они, естественно, оставались у нас ночевать. Ну не выгонять же их в таком состоянии? Как-то зашла ко мне мама и обомлела: на чистой детской постели прямо в ботинках спит пьяный знаменитый режиссер. Ну что это?
И я постепенно стала понимать: для семейной жизни Саша не создан. Надо было либо терпеть все его приходы-уходы, либо расставаться…
Помню, уехала на съемки в Ленинград, поручив дочку бабушке. Перед приездом звоню Саше: «Пожалуйста, встречай на вокзале, у меня сумки тяжелые».
Выхожу на платформу. Зима, холод жуткий. А меня никто не встречает. Стою у вагона и с ужасом думаю: что делать? Слава богу, какой-то мужик помог до такси мое добро дотащить. Приезжаю домой, открываю дверь квартиры. Он сладко спит, случайно забыв раздеться. Я как увидела эту картину, обмерла. И это при ребенке!
То, что Саша любит красивых женщин, я знала. Только завидит в ресторане симпатичный объект — и тут же включает свое обаяние. А все женщины, увидев его, таяли, они видели в нем героя из полюбившегося фильма «Мы из джаза».
Правда, его, опытного ловеласа, не поймаешь. Но однажды…
Были мы с Сашей в гостях. Вернулись домой в хорошем настроении.
Решили чаю попить. Я ставлю чайник со свистком на плиту и зову его: «Саша, Саша!» — он не откликается. Выхожу в коридор, а дверь в нашу комнату плотно прикрыта. «Странно…» — думаю. А за дверью слышу ласковое журчание — Саша с кем-то по телефону амурничает. Тихо поднимаю трубку параллельного аппарата. А там такое! «Когда мы встретимся, Саша?» — «Я тебя люблю, Лена. Скучаю безумно» И ах-ах-ах! А мы, считай, с ним только поженились. Я еще понимаю, если бы семь лет вместе прожили, а тут всего семь месяцев! Разве такое бывает?
И тут я узнаю голос Сашиной собеседницы. Ба! Да это же Лена Аржаник. Она играла голую секретаршу в «Городе Зеро», а в «Нофелете» — мою подружку, которая клюнула на слово «нофелет». А я-то не знала, что она «клюнула» и на моего мужа!
Возвращаюсь на кухню. Заходит Саша в веселом настроении. Он уже явно о свидании договорился. Руки потирает: «Ну что, будем пить чай?» Я спрашиваю: «Кому звонил?» Он стал путаться: мол, это Петя, старый друг. Вижу — выкручивается, как может.
— Хватит врать, что это за Лена?
— Какая Лена?! Ты что, Изотова, совсем от ревности свихнулась?
От возмущения он чуть не лопается: «Что ты придумываешь? Ничего не было! И Лены никакой не знаю». И вдруг я почувствовала такое отвращение от его вранья, что захотелось его убить!
А тут засвистел чайник. Это был сигнал к атаке! Я схватила кипящий чайник и швырнула в Панкратова. Саша в страхе отскочил в сторону. Чайник упал на стол, во все стороны полетели чашки, блюдца.
Шум от звона разбившейся посуды был страшный. Его ошпарило кипятком. Он обалдел. Эта сцена настолько засела в его голове, что, когда мы сейчас встречаемся, он каждый раз спрашивает: «А чайничек-то помнишь?» «Помню. Жаль, что не попала…» — отвечаю я.
Самое смешное, что он при этом был патологически ревнив. Недаром же говорят, что человек судит о других по себе.
Как-то случайно пересеклись в Свердловске, он снимался в какой-то картине, я приехала на пробы. Помню, стоим на проходной киностудии, а он меня допрашивает: «Ну что, давай рассказывай, с кем ты тут? А-а-а, с этим снимаешься? Поня-я-я-тно!» И это протяжное «поня-я-я-тно» каждый раз сопровождалось выразительным закусыванием уса.
