— Глупости какие, — капризно топнула ножкой Вера. — Отец ведь в купцы выбивался тоже своими силами!
А потом эта удивительная девушка попросила его показать картины.
Конечно, незамужняя девица никак не могла вот так просто заявиться в дом к холостяку. Пришлось пойти на хитрость и попросить сестру с нянюшкой сопровождать Веру на прогулку к морю. В условленном месте компанию поджидал Архип с папкой рисунков.
Заметно нервничая, Архип попросил разрешения написать портреты всех дам, но было понятно: ему невероятно хочется запечатлеть именно Веру. Казалось, сеансы проходили в условиях строгой конспирации, но в маленьком Мариуполе скрыть ничего невозможно, и отцу быстро доложили о странной дружбе его Веры и молодого ретушера.
Как-то Леонтий Спиридонович пошутил за обедом:
— Не замуж ли ты собралась за нищего, красавица?
У Веры моментально вспыхнули щеки, звякнув, упала ложка. Голос от волнения пропал, она лишь кивнула.
Теперь уже ложку уронил отец:
— Да ты не в своем уме! Чтобы я отдал дочь за какого-то оборванца-художника... Тоже мне удумала партию: сын покойного сапожника Еменджи — ни кола ни двора!
— Папенька, я безмерно люблю и уважаю вас, но если не за Архипа, то только в монастырь, — к своему удивлению услышал Леонтий Спиридонович.
Такой решимости от дочери он не ожидал. И тут за неразумную дочь вступилась жена: мол, Куинджи — очень хороший молодой человек, порядочный и добрый, а что беден, так это не порок.
Тогда Леонтий Спиридонович решил пойти ва-банк. Он пригласил «будущего зятя» в дом и в присутствии всех домочадцев заявил:
— Ты, Архип, по сердцу моей дочери, но я не могу допустить, чтобы она мыкалась в нищете. Вот тебе мое отцовское слово: коль сможешь предъявить 100 рублей золотом — соглашусь на свадьбу.
Вера охнула: в Мариуполе таких огромных денег Архипу никогда не заработать. Понятно, на что отец надеется: либо Куинджи никогда не вернется, либо она устанет ждать и согласится на «приличную» партию.
…Вера Леонтьевна услышала, как часы пробили час пополудни.
Надев полотняный передник, она поставила в печь горшки, чтобы нагреть воды. И принялась чистить картошку, вспоминая юность.
…Нянюшка скромно сидела в сторонке, не мешая молодым прощаться.
— Вера, я не могу позволить вам погубить свою жизнь, — голос Архипа срывался от волнения. — Помните, я рассказывал, что уже пытался устроиться в ученики к Айвазовскому, но не судьба, пришлось ехать в Одессу — там ретушеры требовались. А теперь я должен начать все заново: поступить в Академию художеств, выучиться… Это же годы!
— Я люблю вас и буду ждать, — только и сказала она в ответ.
Теперь смыслом ее жизни стали письма, а главным событием — приход почтальона.
Архип писал, что в Академию не приняли, но он стал вольнослушателем, поступил ретушером и подружился со студентами Ильей Репиным, Виктором Васнецовым, Константином Савицким и Василием Суриковым. Он никогда не писал о своих трудностях, напротив, убеждал, что у него все хорошо: «Работа продолжается от десяти до шести, но зато все утро в моем распоряжении». Но Вера-то отлично понимала: денег катастрофически не хватает, и в надежде отложить лишний рубль он часто голодает.
Через 3 года Куинджи собрал 100 рублей и приехал в Мариуполь. Но купец не отступил и назначил еще большую сумму… — Папенька, вы могли убедиться: я ждала 3 года, буду ждать и дальше, — не сдавалась упрямица.
Теперь на конвертах из Петербурга значился адрес: угол 5-й линии и Большого проспекта Васильевского острова, квартира Мазановой, где селились студенты Академии художеств вместе: и веселее, и дешевле.
Первые годы Леонтий Спиридонович нет-нет, да и подкалывал дочь: мол, знаем мы, какие нравы в художественной среде, а уж против соблазнов столицы никто не устоит.
В одном из писем Вера прочла, что Репин прозвал Куинджи «скромным бедняком».
Именно Репину крайне скрытный Архип рассказал о намерении жениться и попросил помочь приобрести все необходимое для жениховского наряда. Было это уже во Франции, куда выпускники Академии направились на стажировку.
Как потом смеялся Илья Ефимович, хорошо знавший аскетичную натуру друга, когда Архип занялся своим гардеробом.
