В свадебное путешествие из Санкт-Петербурга на Валаам Вера и Архип Куинджи отправились в начале осени 1875 года. На Ладоге угодили в сильнейший шторм: 5-метровые ледяные волны каждую минуту грозили поглотить судно. Ночь прошла в молитвах и слезах. На рассвете корабль наскочил на подводную скалу...
Поднялась паника. С трудом удалось спустить на воду спасательные шлюпки. Прыгали прямо с борта. Архип подхватил жену, дрожавшую от холода в отяжелевших мокрых юбках, и опустил в лодку, следом сиганул сам и ухватился за весла. Гребцы не справлялись с волнами, пробиться к острову, казалось, не было никакой возможности.
Удивительно, но ни страха, ни отчаяния Вера тогда почему-то не испытывала.
Вскоре шлюпка вошла в глубоководную Никоновскую бухту Монахи отогрели их горячим чаем, одежду долго сушили у печи.
— Знаешь, Верочка, — взволнованно сказал Архип, — я все думаю: ведь не зря же господь сохранил нам жизни. Это явный знак: мы должны направить все силы на благие дела.
— Нам вдвоем много не надо. Ко всяким бриллиантам и нарядам я равнодушна, — согласно кивнула Вера. — Готовить и стирать обучусь — зачем тратиться на прислугу? А деньгами ты и ученикам своим поможешь, и другим нуждающимся.
С Валаама, к большому сожалению, пришлось скоро уехать: при крушении пропали все рисовальные принадлежности, и работать, как планировал Куинджи, оказалось невозможно. О том, чему решили посвятить жизнь, Архип рассказал игумену Дамаскину. Тот благословил художника.
…Одно огорчало Архипа Ивановича: невероятно, но у его любимой жены никак не проявлялся талант к живописи. Сколько раз пыталась Вера копировать портрет нищего с полотна немецкого художника Деннера — никак, хоть плачь.
Вот и сегодня урок рисования проходил под его недовольное сопение. Благо, раздался выстрел с Петропавловской крепости, означавший, что наступил полдень, пора кормить птиц.
— Ладно уж, на сегодня хватит, — неловко «клюнув» жену в пробор, пробормотал Архип Иванович. — Мне уже к Крамскому пора собираться, а нужно еще нескольких пичуг подлечить. Где ведро с кормом?
Вера Леонтьевна, обтирая кисти, улыбнулась лучу скупого осеннего солнца. В Санкт-Петербурге так его мало...
Им, грекам, выросшим в жарком Мариуполе, очень не хватало тепла в промозглой сырой столице.
Вера принялась поливать цветы и обтирать листья плюща, гирляндой обвившего оконную раму. Тонкими пальцами пианистки легко коснулась виноградной лозы, выросшей в их петербургской квартире из крошечного зернышка, привезенного мужем из Крыма.
…Они впервые увидели друг друга, когда Архип пришел с поручением к ее отцу — купцу Елевферию Кечеджи. Вера на всю жизнь запомнила момент, когда раздался стук в дверь и в ответ на ее: «Да, входите!» в комнату ворвался поток солнечного света. Он слепил так сильно, что нельзя было рассмотреть вошедшего. Постепенно глаза привыкли, и Вера увидела высокого кареглазого незнакомца, очень бедно одетого, с копной темно-русых волос. И — страшно смущенного. Запинаясь, он спросил ее отца.
— Как вас представить? — поинтересовалась девушка.
— Архип Куинджи, — представился тот и покраснел.
Гость, без сомнения, смутился бы еще больше, догадайся, какое впечатление произвел на дочь купца. За те несколько минут, что отец беседовал с порученцем, Вера придумала себе срочное дело, схватила корзинку и затаилась во дворе за высоким ореховым деревом.
Архип, ничего не подозревая, вышел из дома, увидел дочку хозяина и, конечно, предложил проводить и поднести корзинку.
Вера осмелилась спросить, не грек ли ее новый знакомый, поспешив уточнить:
— Отец решил, что для торговли будет лучше именоваться на православный манер Леонтием Шаповаловым, а вообще-то его зовут Елевферий Кечеджи.
— А я работаю ретушером у местного фотографа, мечтаю стать художником и вряд ли подходящее для вас общество, — признался 23-летний Куинджи, протягивая корзинку.
