Она живет в парижском пригороде Буживаль в большом доме, окруженном старинным садом. Отец весь в делах, она не видит его месяцами. Девочка знает, что он знаменит. Разъезжает по всему миру, работает с легендарными людьми. Но Жюли совершенно не воспринимает его как звезду. Для нее это грузный угрюмый человек, который иногда наведывается в Буживаль. У него потные ладони, длинные сальные волосы и виноватая полуухмылочка. Он воровато оставляет им с братом роскошные подарки в коридоре, будто не может вручить лично — коробки с записками, прикрепленными скотчем: «Для Ж.» или «Для Г.». Внутри всякая всячина — от флакона духов до дизайнерского шмотья, иногда деньги, скрученные в тугой перехваченный резинкой валик.
Жюли с Гийомом между собой называют эти подношения «взятками». Так отец расплачивался с детьми за свое хроническое отсутствие.
У старшего брата была своя жизнь, и Жюли точно знала какая. С наступлением сумерек он часто убегал из дома к железнодорожным путям и уезжал на электричке в столицу. Всю ночь тусовался, выпивал, играл с уличными музыкантами на гитаре. А еще Жюли знала, что Гийом курит траву — за ее молчание он выплачивал сестре по 100 франков в неделю и привозил из города косметику. Конечно, она молчала бы и за просто так, но ей нравилось держать брата в состоянии легкого страха и постоянного напряжения. Пожалуй, он единственный в семействе Депардье, кто готов был потакать ее девчачьим капризам и слабостям. А еще Гийом в отличие от Жюли свободен как птица. И ничего не боится.
Ни злых учителей, ни приятелей, ни родителей… Он и Жюли пытается привить вкус к свободе, но пока безуспешно. Иногда Гийом осторожно впускает сестру в свой мир — зовет к себе на чердак, и там они слушают модные группы, болтают. Она знает, что брат собирается накопить денег и окончательно сбежать из дома. Снять квартиру в Париже и бывать в Буживале лишь наездами. Как же она завидовала его планам! У самой точно не хватило бы духу на такое. И прежде всего из-за матери, которую она очень жалела. Конечно, как и Гийом, Жюли прекрасно разгадывала формулы всех домашних загадок и недоговоренностей — они не раз обсуждали поведение отца. Его хроническое отсутствие, романы на стороне, карманы, набитые купюрами и презервативами (Гийом и Жюли регулярно инспектировали отцовские куртки).
— Знаешь, а ведь мы ему не нужны, — как-то призналась Жюли брату. — И мама ему не нужна. Иначе как можно жить три месяца подряд черт знает где и ни разу не приехать к нам?
В модных журналах, которые Гийом привозил ей из города, Жюли неоднократно натыкалась на снимки папарацци, на которых ее отец был заснят в компании то с актрисой Орнеллой Мути, то с Лаурой Антонелли… Всегда поражали его веселые глаза, пьяные улыбочки, да и вообще беспечность, с которой он проводил время далеко от дома.
А они с матерью жили в сером Буживале, среди старых улочек, рядом с воскресным рынком, супермаркетом и потертыми скамейками на железнодорожной станции. Сколько раз Жюли сидела на перроне, смотря на уходящую за горизонт линию путей, туда, в счастливую и свободную столицу.
Как же ей хотелось уехать и начать совершенно другую жизнь! Увы, это было совершенно невозможно. Ведь она школьница, полностью зависит от матери. И как жить одной в чужом городе? Нет, это не путь.
Как-то в школьной библиотеке она взяла старую книгу, посвященную жизнеописаниям известных монахов, и была так очарована, что решила поступить в иезуитский католический монастырь. Ей казалось, добровольные застенки — самое романтическое место на земле. Одинаковая одежда, спокойные люди, никаких соревнований, строгость и сдержанность в быту… никаких внешних раздражителей. Она там спрячется, выучится и, кто знает, может, встретит любовь в лице молодого аббата, лишенного каких-либо пороков и недостатков. Так она представляла себе идеального мужчину — полную противоположность отцу, обжоре, пьянице и бонвивану.
Мечты мечтами, а повседневная жизнь Жюли состояла из малоприятных событий.
В школе ее дразнили за большой нос, придумывали неприятные прозвища: «дура-орлиха», «цапля» и «мадемуазель Шнобель». Она не знала, как противостоять обидчикам, плакала, ощущая себя полным ничтожеством, хотя Гийом постоянно убеждал сестру в обратном — говорил, что у нее потрясающие голубые глаза, светлые волосы феи и гениальная фигура. Он обещал, что, когда устроится в Париже и заведет знакомства, то забрет Жюли к себе. Когда сестра поделилась с ним планами возможного поступления в монастырь к иезуитам, Гийом лишь покрутил пальцем у виска: «Совсем сдурела? Вот увидишь, в городе ты станешь другим человеком и сразу забудешь этих провинциальных уродов».
Впрочем, та единственная поездка с братом в город на уик-энд закончилась неприятностью — пока Жюли очарованно рассматривала витрину с модными шляпками, за ее спиной раздалось шушуканье: «Ты посмотри на нее, ну точно Депардье, только девчонка!»
Сомнительный комплимент для подростка, недовольного своей внешностью. Жюли подняла глаза и внимательно посмотрела на собственное отражение в витрине — действительно ничего хорошего. Кудрявая синеглазая худышка с огроменным носом в пол-лица. А еще у нее хриплый, словно «прокуренный» голос — вот уж не повезло, так не повезло. Как же она ненавидела в эти мгновения своего отца-невидимку! Если ему все время некогда, зачем тогда было заводить семью и плодить некрасивых детей?
