Прожили мы там три месяца. А потом бабуля решила вернуться. Мы как раз обустроились, мебель поставили… Причем нам она о своем решении не сообщила. Однажды возвращаюсь домой, а там баррикады из бабушкиной мебели и она сама как логическое их завершение. У Саши в тот период был кризис, он мучился поисками себя. Ушел из педагогического института, в котором учился. Создал музыкальную группу «Дети лейтенанта Шмидта». И никак не мог найти работу. Продолжительная хандра привела к тому, что Романовский однажды собрался и уехал в деревню пасти коров. Ну и что делать?.. Муж — с коровами, тут — бабушка… А я такой человек, который терпит долго, а потом, когда накапливается, как по щелчку, рушит все вокруг.
Молча собрала сумку и ушла. Возвращаться к свекрови не хотела, к родителям — тоже, так и уехала в Москву. Кстати, Романовский меня даже напутствовал: «Езжай, ты талантлива. Обязательно станешь известной актрисой». Отдал мне все скопленные деньги, а потом еще и прикрывал меня перед родителями, которые понятия не имели, куда же я отправилась. Так и вышло, что замужем я пробыла год. Странный такой брак получился.
В столице поехала к подруге, которая, окончив театральный вуз, уже работала в Театре имени Рубена Симонова. Она как раз собиралась ехать отдыхать. А мне оставила в пользование свою комнату в коммуналке с совершенно пустым холодильником. Деньги закончились быстро. Есть было совсем нечего. А в нескольких театральных меня допустили до третьего тура, значит, именно сейчас возвращаться домой глупо.
Впервые в жизни я почувствовала, что такое настоящий голод. Страшная штука, скажу я вам. Закрываешь глаза и видишь огромный такой бутерброд: сыр желтенький, масляный, колбаска розовенькая… И не закрываешь —перед тобой все равно бутерброд! Так весь день про еду и думаешь. Ночью засыпаешь, кажется — вот оно, отпускает, а она, подлая, начинает сниться! Однажды, будучи не в силах справиться с голодом и отчаянием, я пошла на Тверской бульвар. «Может, кто-нибудь пристанет, — думаю, — и меня покормит». Села на скамейку напротив «Макдоналдса» — поближе к еде. Подошел молодой человек, который продавал свои стихи: «Девушка, купите книжку». Сборник его стоил три рубля. А билет до родного Минска, как сейчас помню, пятнадцать. «У меня и на метро-то денег нет», — призналась я.
«Наверное, приезжая? Поступаете? В театральный, вероятно?» После моего горестного кивка открывает книжку, а там 25-рублевка. «Берите», — говорит. Поотпиралась, конечно. «Серьезно говорю, берите! Это я долг возвращаю. Когда приехал поступать в Литературный институт, у меня тоже не было денег, я сильно нуждался. И один незнакомый человек помог мне. Вот и вы, когда станете известной артисткой, сможете вернуть долг — помочь кому-то следующему». Кстати, сейчас для меня поддерживать студентов — неписаный закон. «Поехали ко мне домой. Моя невеста готовит потрясающий борщ», — вдруг продолжает незнакомец. Ну вот! Все и ясно. Хотела, чтоб кто-нибудь пристал, — получи. Страшно было — жуть, но купюру же взяла — надо ехать. Дверь открыла и правда невеста. Очень жаль, что я не запомнила, как их зовут. Найти бы сейчас… Много раз провидение выводило меня на таких людей.
У родителей денег я не брала, поэтому весь первый курс ГИТИСа продолжала жить впроголодь. И вот однажды мы выступали в Доме актера с каким-то капустником. Рядом с моим педагогом по сценический речи оказалась удивительная женщина, с которой я общаюсь по сей день, — Красновская Элеонора Матвеевна. Она спросила про меня, и ей ответили — мол, бедная-несчастная, приехала из Минска, живет в общежитии. «Пусть она мне позвонит», — велела Элеонора Матвеевна. Я долго сомневалась. Когда же наконец пришла к ней в гости, мне были оставлены ключи от квартиры, полный холодильник продуктов и директива присмотреть за собакой, пока она сама съездит в Ленинград. Я совершенно обалдела от оказанного доверия. Кто я? Девица из театрального, и все. Одна из многочисленных девиц, если быть точной.
