Он уже порылся в Интернете, посмотрел все видео Адели, все записи — и благоговейно повторял, что она самая лучшая в мире певица, просто невероятная. Чтобы сделать ей приятное, Джон подговорил больничных сестер время от времени запускать записи Адели — громко, на все отделение. Но тогда все переставали работать и начинали завороженно слушать. Когда же сама певица, услышав свой «бывший» голос, вдруг горько разрыдалась, ее записи крутить перестали. Но она все равно знала: Джон в наушниках слушает ее ночи напролет.
Вот ее любовь сломала, а Джона — может быть, вылечит.
Ее подкосило именно в тот момент, когда к ней пришла настоящая слава. После выхода альбома все композиции Адели держались на самой верхушке чартов по обе стороны океана, и она давно уже выступала с концертами отнюдь не по ночным клубам; ее турне Adel live в поддержку диска «21» собирало стадионы в Великобритании, в Европе и Америке. Первое время Адель впадала в истерику от страха перед выходом к такому гигантскому количеству людей. Пенни стояла с ней за кулисами и вливала в рот валерьянку, а дочь тайком запивала ее коньячком из маленькой фляжки, всегда обретавшейся в широких карманах ее концертных платьев. Несколько раз, оказавшись на сцене, ослепленная мощными прожекторами Адель просто по-детски разворачивалась и убегала, наотрез отказываясь выходить снова и срывая концерт. Однажды, глядя в темный провал зала испуганными глазами, она доверительно сообщила в микрофон публике: «Знаете, я боюсь».
Ее голос утонул в овациях — популярность Адели как исполнительницы соула и блюза давно перекрыла даже славу Эми Уайнхаус. Публика обожала Адель не только за необыкновенный голос, но и за то, что она ни в чем не походила на типичную певицу: легко могла расплакаться на сцене, исполняя собственную песню, и потом, размазывая тушь, заявить, что ее душат «плохие воспоминания». Продюсеры давно махнули рукой — учить и воспитывать Адель было бесполезно.
…Фотографа Алексa Старрока прислали из Vogue, чтобы сделать с ней фотосессию. Разумеется, Адель устроила сцену: мол, какая из нее модель, но ее менеджеры — теперь их свалилось четверо на ее бедную голову — заявили, что так полагается и надо терпеть.
Знакомство с будущей «любовью ее жизни» началось с того, что на Адели расползлись по швам три наряда, которые фотограф любезно привез от журнала. Ни одно из платьев не подошло, и Адель уже собиралась хлопнуть дверью, как вдруг Алекс решительно подошел к ней с неизвестно откуда взявшимся куском ткани и принялся драпировать его вокруг тела девушки.
— Класс! Ты просто супер! — воскликнул он и защелкал затвором фотокамеры.
Впервые Адель и вправду понравилась себе на фотографиях. С тех пор только Алекс снимал ее на всех концертах. Адель, чуть не с первого взгляда втюрившаяся в своего фотографа, нервно ждала, когда же между ними случится «это». Наврала ему с три короба, что якобы живет одна в прекрасной квартире, любит готовить и все такое…
«Прекрасная квартира» в самом деле у Адели была — некоторое время назад она купила себе дорогущий триплекс в районе Notting Hill, но переезжать от матери туда и не думала, поэтому квартира стояла необжитая, хотя и полностью меблированная. Со дня на день ожидая, что Алекс наконец нагрянет в гости, Адель отправилась туда и постаралась создать в жилище видимость уюта, но она была прирожденным гением бардака: одежда, полотенца, пепельницы и грязная посуда вперемешку громоздились повсюду. За час до прихода Алекса Адель металась в мыле по квартире в безнадежной попытке ликвидировать бардак, одновременно стараясь накрутить волосы и приготовить пиццу по рецепту из Интернета. Еда подгорела, Алекс попробовал пиццу и заказал еду на дом из ресторана.
