Иногда ситуация доходила до крайней точки, но я заставлял себя прогнуться: не мог же я «воевать» с беременной женщиной!
Сейчас понимаю: именно в тот момент задали тон отношениям, и дальше наш союз держался на моих постоянных уступках. Выходит, сам себя загнал в угол: во всех ссорах был виноват только я. Но так ведь не бывает? Разумеется, я не утверждаю, что жалею целиком о 11 годах семейной жизни. Были в нашем браке моменты, за которые благодарен Ире…
Совершенно неожиданно где-то за месяц до родов с женой случилась очередная метаморфоза: в одно прекрасное утро она вдруг проснулась спокойной и довольной своим положением женщиной. Не было времени это анализировать, я был счастлив.
Мы готовились к появлению на свет малышки и даже рожали вместе…
Как и многие пары, запечатлели это на видеокамеру: не сам процесс, а до и после чуда. Едва родив, Ирина принялась режиссировать: «Срочно снимай!» А главврач Марк Курцер, который принимал роды, подколол меня: «Посмотрите на этого оператора, он даже колпачок с объектива не снял». Разве мне было до того? Волновался: я стал отцом! Позже у меня родилась шутка, что Ира тоже присутствовала при этом.
Эйфория продолжалась еще год после рождения малышки. Даша нас объединила. Я, конечно, ее грудью не кормил, но в процессе участвовал. Когда мы слышали первые позывные — наперегонки бежали к кроватке. Радовались ее первым шажкам… Как мы смеялись, когда дочка вместо привычных первых слов «мама» или «папа» выдала за столом целую фразу: «Пещенье дай!»
Уже с трех лет Даша с нами везде путешествовала. Она очень похожа на меня манерой говорить, коммуникабельностью, но при этом, как и мама, любит наблюдать за миром через объектив…
Года три после рождения дочки прошли довольно ровно. Иногда я чувствовал, что Ира нуждается во мне. Она склонна к самокопанию, депрессиям. Если болеет — расписывает, как ей плохо, в красках. Я же не зацикливаюсь на этих состояниях. А во время ссоры мог просто «включить дурку» — разряжал атмосферу шуткой… Насупившаяся Ирина превращалась в хохочущую. Потом она привыкла — это перестало действовать. Да и проблемы становились все глубже.
Я не могу обозначить конкретный день и час, когда все пошло не так, но подозреваю, что у Иры это напрямую связано с ее успехами в карьере. Я всегда уважал самодостаточных женщин, но не зря говорят, что власть портит людей…
В 2005 году Ира стала генеральным продюсером МУЗ-ТВ, от нее стали зависеть многие судьбы… Однажды вызвала к себе «на ковер» Романа Трахтенберга, который долгое время вел передачу на этом телеканале, был уже широко известен. А Ира его вдруг спрашивает свысока: «Вы кто?» Он: «Роман Трахтенберг». — «Спасибо, вы уволены». Потом Рома участвовал в передаче «Бабий бунт», где я был ведущим, и с обидой поведал мне о некрасивом поступке моей супруги. Возможность увольнять своих сотрудников на работе Ира перенесла в семью: периодически она так же бесцеремонно «увольняла» своих родных и близких…
Мне, конечно, сложно судить, насколько я был бы нервозным, если бы круглые сутки что-то монтировал и переснимал.
Ира признавалась: «У меня нет сатисфакции». Я не мог понять, чего ей не хватает, — международного признания, что ли? Она известный человек в шоу-бизнесе… Хотя наши области никогда не пересекались, мы незаметно для себя вошли в конфликт профессиональных интересов: она — «художник, гений», а я — «попсятина», всего лишь громкоговорящий человек, который привлекает внимание публики. Ире казалось, что мой успех слишком легкий.
В чем-то мне, правда, повезло: пародия на Горбачева в расцвет перестройки обеспечила мне быструю известность.
Тогда всем казалось, что это очень смело. Саша Цекало мне как-то признался: «Был на твоем выступлении в «Олимпийском», думал — то, что ты идиот и тебя скоро посадят, это понятно. Но ведь и меня посадят за то, что тебя слушаю!» А я наивно считал, будто гласность, объявленная Михаилом Сергеевичем, дает мне право пародировать и его в том числе. Да что там: еще в школе на задней парте позволял себе передразнивать Брежнева…
Хотя по идее во мне должен был присутствовать генетический страх. Только недавно я узнал большую семейную тайну: оказывается, мой дед Мирон Исаакович по чьему-то доносу сидел в лагере, откуда спасся чудом. А еще, помню, бабушка в ранние 80-е нашла у меня буржуйские вражеские газеты на английском (их мне привезли друзья из-за границы, я ведь изучал язык) — после этого нам пришлось вызывать ей «скорую помощь».
