Но это была трудная страница для актрисы, наполненная горечью и тяжелыми воспоминаниями. Дело в том, что она была свидетелем его первых шагов в «Современнике» и была первой (и единственной из актеров), кто попал в ту самую гостиницу в Киеве, где он умер, буквально на следующий день. Людмила Ивановна к «Даленку», как его называли в те годы в театре, относилась с материнской нежностью. Она его как-то ударила по лицу за то, что он пьяный вышел на сцену и текст забыл, и ее поразила его реакция на это. Он был глубоко ранен, он убежал...
С тех пор Людмила Ивановна начала к нему присматриваться, и постепенно открыла в нем человека редкого таланта, даже Гения. Это в 60-е годы не все понимали! Даля за его проступки «судили» на собраниях, единогласно решали «уволить». Ефремов брал трудовую книжку, но уносил ее к себе в кабинет и ждал... Потом Даля «прощали», и в коллективе он неизменно оставался, хотя и не имел больших ролей. Ефремов тоже понимал, что он Гений. И получилось так, что Даль ушел из «Современника» все-таки уже не при Ефремове, что важно. А вот когда его не стало, Людмилу Ивановну дела привели в Киев, и ее поселили именно в ту самую гостиницу, в которой нашли мертвого Даля в его комнате. Актриса провела независимое «расследование», чтобы понять, как это случилось.
Обо всем этом она мне рассказывала, хотя сама находилась в ужасном состоянии. Я не знаю, что это было. Пришла я к Ивановой, она была здорова. И вдруг во время разговора актриса начала чихать. Ну, один за другим, просто постоянно, на протяжении часовой беседы! Я думала, она остановит интервью. Но нет. Иванова, если уж бралась за работу, ничто ее не могло остановить. Так она и рассказывала, а потом, когда закончили говорить о Дале, это «наваждение» прекратилось. Вот и не верь в мистику! Может быть, на нее это нашло, потому что каждое слово было — правдой?..
Сохранялась всю жизнь дружба с Галиной Волчек. Иванова знала совсем другую Волчек, чем ту, к которой мы привыкли. Она ее помнила со Школы-студии МХАТ, с тех пор, как Галя подошла к Миле и вырвала у нее сигарету, заявив, что курить она не будет. Вот почему-то так Галина решила, хотя в среде студентов курение считалось модной забавой. Но судя по тому, что и для Волчек, и для Ефремова, например, это потом стало сильнейшей зависимостью, Ивановой повезло. Она никогда не курила. А с Волчек они близко общались и тогда, когда обе работали в «Современнике». Путешествовали, ездили отдыхать. На ее глазах проходило создание семьи с Евстигнеевым и ее распад. «Что касается Жени Евстигнеева, то он присоединился к нам на третьем курсе, — вспоминала Людмила Ивановна. — И, кажется, именно Галя первая разглядела в нем гения и не побоялась во всеуслышание объявить об этом: «Товарищи, это же новый Жан Габен!»
