— Думаю да.
— Вас даже можно назвать конкурентами?
— В чем-то, наверное, да. Хотя не думаю, что здесь уместно слово «конкуренция», — мы все-таки работаем по-разному и в разных жанрах. Плюс Женя уже классик.
— Александр, все знают вас, как беспринцЫпного автора. А если без шуток, какие-то принципы у вас в жизни есть?
— А вы сами как думаете?
— Никак, я хочу услышать ваш ответ.
— Но, судя по вашему вопросу, вы предполагаете, что у меня нет никаких принципов, правильно я понимаю?
— Нет, я лишь пытаюсь уточнить, что это за принципы.
— Просто сам я не встречал ни одного беспринципного человека. Ну ладно, давайте не будем уходить в какие-то жизненные принципы. Я, допустим, не читаю свои рассказы ни за какие деньги, когда люди сидят за столами и едят.
— Вот как! Очень интересно. Значит, Александр Цыпкин никогда не будет читать перед жующей и пьющей публикой?
— Если у меня будет стоять вопрос денег настолько жестоко, что мне придется, — я сделаю это. Опять же, говорить «никогда» — абсурд нашей жизни. В данный момент времени я могу себе позволить не читать рассказы, когда люди сидят за накрытыми столами. А жизнь может измениться, и, разумеется, ради помощи близким я этот принцип нарушу. Но на данный момент пока я могу помогать им, не нарушая его.
— Спасибо за такую откровенность. Давайте сменим пластинку. Санкт-Петербург такой красивый город! Трудно найти того, кто не восхищался бы им. Почему в 40 лет вы, Александр, переехали в Москву?
— На то были исключительно личные причины.
— Хорошо. А что вы думаете о вечном споре питерцев и москвичей: кто лучше, кто красивее, кто, наконец, культурнее?
— Между бывшей и новой столицей всегда есть некая конкуренция. Менталитет жителей Санкт-Петербурга, их восприятие себя похожи, с моей точки зрения, на менталитет и восприятие себя французами, чья страна некогда была одной из самых могущественных в мире, а французский язык — чуть ли не самым главным. Но потом постепенно они потеряли свои лидирующие позиции, их язык уступил место английскому. В мире вообще стала преобладать англосаксонская культура. Таким образом, у французов осталась, с одной стороны, гордость, а с другой — возник комплекс неполноценности.
