Шухаев выбрал нас с Чубчиком (Тенгиз Мирзашвили. — Прим. ред.), преподавал нам лишние часы. Самое главное, что он нам дал, это основы академической школы. В ней не было лишней черствости, закостенелости, а было много свободы, импровизации, которые строились на свободе владения основами рисунка, композиции, глубоких знаниях анатомии. Этому учил нас мастер. Например, мольберты иногда ставили так, что мы оказывались к модели спиной. И надо было все время поворачиваться к натурщице, а потом обратно к холсту. Нужно было не копировать, а поймать первое впечатление. Вот этот принцип «первого впечатления» остался жить в моем творчестве на все дальнейшие годы. Благодаря ему я создаю так много произведений и они не похожи друг на друга. Не могу сказать, как сложилась судьба у других, а мы с Тенгизом художниками стали. У меня перед глазами всегда образ нашего учителя — белая выглаженная рубашка, приятный свежий одеколон, тогда другие педагоги выглядели иначе. А он был красивым человеком во всем.
— Говоря с вами, не могу не вспомнить такого самобытного грузинского художника, как Нико Пиросмани. Кто он для вас?
— Пиросмани — это гений мирового значения. Его ценят и восхищаются им в разных странах. В его искусстве — и дух Грузии, и новый взгляд художника ХХ века. Он создал свое уникальное лицо, свой почерк. На него оглядывался такой великий художник ХХ века, как Пикассо. Сегодня любой, кто хочет заниматься искусством, должен знать работы Пиросмани. Я посвятил ему и Анри Руссо, выдающимся художникам, скульптурную композицию. Они для меня тоже являются фундаментом — на их работах я учился, стараясь воспринять ту свободу, которая есть у них. Они искусство примитива, как его называли, подняли на огромную высоту. Потому что создавать «искусство для искусства», как говорил выдающийся грузинский художник Давид Какабадзе, музейные ценности могут только выдающиеся мастера. К сожалению, при жизни их не оценили по достоинству, но история все расставила по своим местам.
— Расскажите, как в 1964 году вы оказались в Париже, где, насколько известно, во время трехмесячного пребывания познакомились с Пабло Пикассо?
— Номера телефонов и даты не спрашивай — не помню. (Смеется.) Та поездка для меня действительно оказалась очень важной. Моя супруга Инесса Андроникашвили из старинного рода, грузинская аристократия. Часть ее родных уехала из России после революции. И вот ее тетя и дядя уже во времена оттепели решили попробовать пригласить племянницу во Францию. Мы очень долго делали документы, ждали, ездили за разрешением в Москву. И когда, казалось бы, все уже должно было случиться, в последний момент нам объявили, что из нас двоих может полететь только один. Тогда Инесса сказала: «Лети ты. Ты художник — тебе важнее, а я потом». Когда я приехал, родственники не понимали, почему Инесса осталась дома, даже подозревали, не связан ли я с КГБ. (Смеется.) Потом, правда, мы познакомились ближе и все наладилось. Они меня полюбили, сделали все, чтобы пребывание мое было насыщенным.
