Бабушка меня любила самозабвенно. В детский садик не водила, целиком и полностью посвятила себя мне. Когда я пришла в институт, получила прозвище «пластилиновый медвежонк», потому что была совершенно домашним ребенком...
Мама бывала дома наездами. И я сразу же ощущала ее присутствие. Она начинала меня воспитывать, строить, заставлять. Я попадала под раздачу за лень. Она много чего мне говорила. Удовлетворенная процессом воспитания, уходила по своим делам, а когда возвращалась, предлагала мириться. Бабушка в шутку называла дочку Салтычихой.
То, что мамы часто не было рядом, я не могла понять и принять в силу своего маленького возраста. Потом, уже повзрослев, поняла, что она для меня сделала. Мама так много работала, чтобы у меня было все: престижная школа на Патриарших, музыкальная школа при консерватории, дорогие частные педагоги по английскому. Я ходила в прекрасной одежде, жила в центре Москвы. За все надо было платить.
Мама любит рассказывать истории о наших «взаимоотношениях», начиная с раннего детства.
Когда мне было 3 года, мама забежала к нам с бабушкой за какими-то вещами. Она торопливо что-то кидала в сумку, ее внизу ждала машина. Я вертелась рядом. Она была уже у двери, когда я отчаянно крикнула ей в спину:
— Мама, ты рада, что у тебя есть детка?!
Она подбежала, расцеловав меня, сказала:
— Рада, конечно, но мне надо бежать.
Второй случай. Мне 5 лет. Мы переехали в новую квартиру на Большой Никитской, где стали жить втроем. Родители уже развелись. Баба Тася пошла на разведку — посмотреть, какие есть магазины вблизи дома. Час ее нет, второй, третий... Мама уже на стенку лезет:
— Господи, да куда же она делась?
Я серьезно отвечаю:
— В крематорию.
— Куда? Не говори слов, значения которых не понимаешь...
— Почему не понимаю? Там жгут бабок, внучки которых не слушаются.
Когда бабушка вернулась, мама обиженно ей попеняла:
