Они послушали и начали меня мочить. В общем, я понял, что моя песенка спета — никто мне больше платить не будет. Благотворители обратились к моему партнеру из Московской хоральной синагоги: «Турецкий слишком одиозная личность. Очень яркий, очень талантливый — нам такого не надо. Он музыкант, а нам нужны функционеры. Деятели, которые в теме. А он большой и яркий артист, мы об этом не договаривались. Кукла слишком крупная, чтобы загонять ее в кукольный театр».
Я пришел к своим мальчикам и сказал:
— Дорогие друзья, у вас есть зарплата. Теперь здесь поставлен новый руководитель, и я хочу, чтобы хор сохранился. Оставайтесь с Joint.
Но вся эта компания русских энтузиастов с полуеврейским происхождением развернулась и сказала:
— Михаил Борисович, мы за вами.
Я объясняю:
— У меня нет зарплаты.
Они отвечают:
— Нам все равно. Вы такой, что у вас все будет. Мы в вас верим как в вожака стаи.
Посидел поплакал... Я же тогда приехал со своим ребенком, а нас вообще всего лишили и выбросили. Даже не дали денег на обратную дорогу в Россию.
Остался со всей своей группой без билетов и без понимания, как жить дальше. Но было в этом какое-то благословение Всевышнего.
Однажды я сидел в шортах и майке на broadwalk — променаде, по которому прогуливаются богатые американцы. Моя восьмилетняя дочь Наташа спрашивает:
— Папа, а почему ты плачешь?
— Понимаешь, у меня нет завода, парохода, магазина, даже киоска нет. У меня есть только звуки, которые невозможно продать.
— Папа, ты приносишь радость людям, а это гораздо важнее! Не надо больше плакать. Вставай.
Я встал, и тут же нашлись выходы из этой сложной ситуации. Появились люди, которые нам помогли. Они не имели отношения ни к религии, ни к музыке, ребята занимались бизнесом. Мы познакомились, когда летели на гастроли. Я не был уверен, что они смогут помочь. Просто сделал один звонок с просьбой о поддержке, хотя даже не понимал, что нам от них нужно. Мне просто стало очень грустно от того, что потерял работу, но отвечаю за восемнадцать человек. Это страшно, когда ты находишься в чужой стране, денег нет, билетов нет... И завтра всех выселят из гостиницы, потому что того, что осталось, а это в общей сложности долларов пятьсот, не хватит даже на билеты.
После звонка деньги появились, и мы смогли улететь домой, предварительно договорившись с новыми знакомыми о дальнейших гастролях. Тема заработала, но в основном за рубежом, потому что Еврейский хор в России — это слишком одиозно. Тогда еще в России существовали общества с нацистскими убеждениями.
Мы побывали в Америке, Англии, Франции, Израиле. Могли позволить себе жить в России, работая в Европе. Здесь выступлений практически не было. Трудно объяснить людям, зачем идти на концерт Еврейского хора. И на то, чтобы он стал самодостаточным, спонсоров не было. Евреи ничего платить не хотели, потому что в девяностые они все маскировались, предпочитали не афишировать свою принадлежность к этносу. Первый человек из российских спонсоров, который нам помог, — это Борис Абрамович Березовский, он тогда руководил заводом «ЛогоВАЗ». Приехал в синагогу на репетицию, сказал:
— У меня есть двадцать минут, и я уезжаю в аэропорт. — Мы спели и получили одобрительный отзыв: — Вы делаете это гениально. Сколько надо денег?
Я вспомнил Шуру Балаганова, которому для счастья нужно было шесть тысяч рублей, а оказалось мало и пятидесяти тысяч, и сказал:
— Всем этим парням по двести долларов.
Выходило около двух тысяч долларов в месяц, Березовский давал пять. Десять месяцев мы репетировали, ездили на гастроли, но у нас еще была и зарплата. Потом Борис Абрамович уехал и передал хор по наследству своим помощникам, которые еще шесть месяцев нас кормили, но потом перестали, сказав: «Чтобы вам и дальше помогать, надо, чтобы вас любил Боря, а у нас на счету были деньги. Боря вас любит, но денег нет».
