— Как привыкали к столичной жизни и как вас приняли московские артисты?
— Конечно, в Москве абсолютно другой ритм. Для меня открылся новый мир, но было тяжело: ты даже не понимаешь, куда и как доехать. Время еще такое сложное было — начало нулевых. Но я знал, что деваться некуда, позади две стены: в Тулу я не поеду точно, а в Саратов нельзя. Понимал одно — нужно работать, как можно больше работать. За полтора года, которые провел в Театре эстрады, мне удалось познакомиться со многими интересными людьми. Я точно не хотел размеренного ритма жизни, мне нужно было двигаться вперед и как можно быстрее. Начинать карьеру в Москве в тридцать шесть лет непросто. Соглашался на любые проекты, совмещал все, что только можно. Конечно, смотрел на столичных артистов и понимал, они ребята успокоенные, имеющие крышу над головой: ну не получилось в один проект попасть — будет другой. Мне же жизненно необходимо было попасть всюду. Совмещать — не проблема, как-нибудь справлюсь. Главное, чтобы взяли. И если вдруг случалась неудача, винил в этом себя, как и в сложной финансовой ситуации — мамы с папой рядом нет, да и стыдно в таком возрасте просить помощи у родителей. Что касается отношений с артистами, не могу вспомнить какого-то пренебрежения к себе. В театре я начинал работать с выпускниками ГИТИСа Ромой Калькаевым, Володей Панковым, Зоей Кайдановской — все они прекрасные артисты и я никогда не чувствовал себя с ними некомфортно. На моем пути в основном встречались хорошие люди. Была история, когда снимался в одной картине с великолепной актрисой Екатериной Васильевой, которая сейчас служит в монастыре. Так получилось, что я опоздал. Влетаю на площадку, поворачивается Екатерина Сергеевна: «Ну, Степин, надо же, заставили всех народных вас ждать. Давайте теперь поработаем с вами». Это было сказано без претензий, напротив — с юмором. Все посмеялись, а я успокоился. Очень теплые воспоминания у меня остались от знакомства и дружбы с Владимиром Меньшовым. Сейчас очень модно стало не играть в кино — быть собой. Он это категорически отрицал, и я с ним согласен. Волей судьбы мы несколько раз летали одними рейсами на гастроли с антрепризой, и так получалось, что оказывались на соседних креслах в самолете. Во время перелетов у нас был особый ритуал — обсуждать окружающих. Брали объект, например стюарда, который нас обслуживал, и придумывали ему жизнь: кто он, какая у него жена и сколько детей, почему он здесь работает. Владимир Валентинович умел с ходу улавливать любые мелочи: повел по лбу тыльной стороной кисти — значит, мягкий человек. Несмотря на то что был серьезным, с твердым характером, он обладал потрясающей фантазией и чувством юмора. За те часы, которые мы провели вместе, научил меня многому, за что я ему всегда буду благодарен.
