К моменту поступления я уже был достаточно известным артистом в Туле, играл в «Ромео и Джульетте», на спектакль «Сирано де Бержерак» вообще билетов было не достать. Дело, конечно, не во мне, у нас в студии был прекрасный мастер, режиссер и актер Александр Константинович Белов. Я до сих пор пытаюсь осмыслить его методы работы. Представьте, мы репетируем спектакль, ни о каких вахтерах тогда не было и речи, вдруг открываются двери и заходят ребята-металлисты, в цепях, накрашенные:
— Ну, че тут у вас, театр, что ль?
Мы в шоке и уже готовы броситься в драку, выкидывать их, но Белов поворачивается и говорит:
— Да, театр. Садитесь, ребята... А вы продолжайте работать. Репетируем!
Те посидели и ушли, на следующий день опять приходят, потом еще через день. И вы знаете, с каждым приходом их прически становились все человечнее и человечнее. Через три месяца наши металлисты вышли на сцену со шпагами. Нам потребовалась массовка, и они с удовольствием принялись постигать азы фехтования. Потом им доверили говорить пару слов, и они даже фразу «Здравствуйте, проходите» репетировали со всей ответственностью, стоя за кулисами. Вот так наш мастер совершил чудо, изменив уличных хулиганов. Театр — это волшебство.
— Театральная студия — это хорошо, но как же образование?
— Моя история с поступлением в театральные вузы длилась лет пять. Чтобы не терять времени, поступил в Тульское культпросвет училище. Ну а во время вступительных экзаменов сначала атаковал московские институты, так как там просмотры начинались раньше, потом ездил в другие города. Максимум доходил до второго тура. Сейчас я, конечно, понимаю, что выбрал для поступления очень странную программу, с которой обычно выпускаются из театрального института: читал шекспировского Гамлета и финальный монолог Сирано... Тогда мне это казалось сильным, а на самом деле в студенчестве даже прикасаться к таким произведениям не стоит. Ну нет у двадцатилетнего парня ни опыта, ни жизненного груза. Поступать нужно с басней. Но проблема моя заключалась не только в репертуаре. В школе кроме всего прочего я занимался боксом, бегом, тяжелой атлетикой и классической борьбой. Как результат — искривление перегородки носа. Когда в очередной раз слетел со второго тура театрального института в Нижнем Новгороде, после экзамена нашел педагога и спросил, в чем же дело, та ответила: «Понимаете, Сергей, вы слишком сильно говорите в нос». Конечно, были слезы и разочарование. У меня не было плана на будущее, я даже не допускал мысли, что что-то может не получиться. Приехав в Тулу и понимая, что мой срок для поступления подходит к концу, пошел в больницу. Там объявили: «Вам нужна операция на нос. Но зачем? Миллионы людей живут с этим». Я настоял на хирургическом вмешательстве. Как сейчас помню, вкололи обезболивающее, причем я все слышал, вплоть до хруста хрящей, а врач стоит надо мной, ломает мой нос и приговаривает: «Все же нормально было! Вот зачем тебе это нужно?» Всю операцию причитал. Отходил я очень тяжело, понимал, что операция — это половина дела, нужно больше заниматься. Как раз в это время в Тулу приехал Саратовский кукольный театр. Я подружился с одним из актеров — Алексеем Журавлевым. Однажды он сказал: «Ребята, а приезжайте к нам поступать на театральный факультет». Я задумался: ведь на самом деле из этого учебного заведения вышло много звезд — Владимир Конкин, Олег Янковский... Решение было принято мгновенно — ехать! Мне на момент поступления было двадцать три года, можно сказать, влетел в последний вагон. Так многолетние попытки и мытарства наконец увенчались успехом. А ведь каждый раз после очередного провала я преодолевал себя, не просто вставал с колен, а буквально отжимался от земли. Чтобы не потерять веру, убеждал себя: это всего лишь опыт. Пусть неудачный, но опыт... И с каждым годом мне все больше требовалось сил, чтобы избавиться от страха перед экзаменом.
