Он меня сразу познакомил с музыкантами, представил руководителю ансамбля Владимиру Мулявину: «Это Ирочка. Скоро я разведусь и женюсь на ней. Вот только ребенок родится». Владимир Георгиевич, познакомившись со мной, попросил: «Я все понимаю. Но только, пожалуйста, в номере до одиннадцати».
Мулявин, кстати, ко мне хорошо относился. Помню, как шутил: «Ой, Ирка пришла. Ручки тоненькие, ножки тоненькие. Борткевич всех баб своих через игольное ушко продевает». Леня был самым длинным и худым в группе, его даже прозвали Торшером. И девушек себе под стать подбирал.
Скандалы ансамблю «Песняры» были не нужны. Мулявин хоть и «благословил» нас, но все же меня спросил:
— Ну ладно, дружите... А как родители к этому относятся?
— Хорошо!
И тут родители, узнав обо всем, приехали к нему скандалить. Я долго не могла им этого простить — никогда бы так не поступила со своим ребенком. Перед папиным уходом мы объяснились. «Я была на грани смерти от этой любви. А вы могли меня толкнуть в пропасть», — сказала отцу. Я его простила, но не забыла... Не знаю, что со мной было бы, если б они разлучили нас с Леней.
Мулявин испугался, когда узнал правду.
— Мы не будем писать заявление. У нас только одна просьба: пусть нашу дочь оставят в покое! — сказал папа Владимиру Георгиевичу.
Тот с облегчением вздохнул:
— Да цены нет таким родителям! — и вызвал на ковер Борткевича.
Я осталась в его номере, не знаю, что там было. Мне потом обо всем рассказал Леня. Он выслушал моего отца и сказал: «Владимир Иванович, я оставлю Иру хоть сейчас. У меня своя жизнь. Знаете, для кого это будет катастрофой? Для вашей дочери. Я сейчас скажу ей, что мы перестаем встречаться, и не знаю, что она с собой сделает». Они разошлись, заключив мировую.
А узнали родители о нас так. Я объявила дома, что еду на майские праздники в Минск к солисту «Песняров». Еще как-то пришла поздно — раз, другой. Маме заявила, что пойду учиться в вечернюю школу, так как скоро, наверное, рожу ребенка. И тут началось!
Я все равно поехала в Минск. Леня привел меня жить к своей маме Валентине Давыдовне. Она вначале встретила меня очень плохо: тут под боком одна жена, которую терпеть не может, а еще и вторую привезли. «Это моя поклонница!» — представил меня Леня.
У его мамы была однокомнатная квартирка. Ленина жена, которая жила в другом месте, была не в курсе, что он вернулся. Мама положила сына на кровать, а меня на узкую оттоманку в прихожей. Проснулась и видит: мы, обнявшись, лежим на этой оттоманочке. Борткевич ушел по делам, а я, хитрая лиса, сказала: «Валентина Давыдовна, покажите мне Ленины детские фотографии». Она тут же растаяла и полюбила меня.
Она обожала сына. Папа Лени умер, когда он был еще в животе. Мама от потрясения родила раньше времени и сына воспитывала одна. Она работала на тракторном заводе и всем женихам отказывала. Леня был единственным светом в окошке. Они бедно жили, но мама одевала его как кукленка.
