Я тогда по молодости не очень понял, что он имеет в виду. У меня не было кумиров. Перед Табаковым, конечно, трепетал. Потому что каждый день и по многу раз о нем говорили в превосходном тоне — сначала в академии, позже в театре. Естественно, все вставали по стойке смирно, когда он появлялся. К остальным великим я относился вполне спокойно. Понимал, что да, Говорухин большой серьезный режиссер, снимает хорошие фильмы — но не более того. Сейчас, конечно, отдаю себе отчет, кем был Станислав Сергеевич. Глыбой, махиной. Мудрый, задумчивый, на съемках лишнего не скажет. С огромным уважением и нежностью относился к женщинам, от него энергия исходила мощная, мужская.
Сыграл я, честно говоря, так себе. А если совсем честно, то «плавал». Не хватало опыта работы в кино. Однажды, помню, с Виктором Ивановичем Сухоруковым стояли у плейбека — это монитор, с которого режиссер и артисты просматривают отснятые сцены. Я посетовал вслух, мол, запорол дубль, плохо сыграл, давайте еще попробуем. Виктор Иванович очень внимательно посмотрел на меня и сказал: «Слава, никогда так больше не говори. Ты должен любить и себя, и свою работу».
Он объяснил, что имеет в виду. Мол, ты можешь и должен, посмотрев, заметить свои ошибки и сделать выводы, но никогда ни себя, ни собственную работу не оценивать с позиции «фу, какая гадость!». Иначе это выглядит либо кокетством и попыткой напроситься на комплимент, либо, если тебе не нравится своя же работа, зачем ты этим занимаешься? Я это навсегда запомнил: нужно относиться с уважением и к своей работе, и к себе самому.
Далеко не сразу — понадобилось довольно много времени, но все же наконец осознал: хотя актерская профессия одна, но в театре свои правила игры, а в кино свои. Впрочем, даже театры между собой разнятся — во МХАТе один стиль, в «Табакерке» другой. Я искал «ключ» — запоминал, как лучше держаться перед камерой, куда встать... Заметил, что первые дубли у меня получаются самыми искренними, а дальше начинаю что-то менять, придумывать, и это не всегда хорошо.