Последние годы письма от Нины приходили редко. Она уже сильно болела: «Веруня моя, извини, не могу много писать, рука плохая». И по-прежнему звала в Москву: «А ты посмотри, может быть, у тебя все-таки получится ко мне подъехать, хоть ненадолго. Как бы ты хорошо здесь погуляла по летней Москве, посмотрела бы премьеру. Приезжай, Веруня. Сходим в сток, «Трехгорку», в «Ив Роше», нам там подарки дадут»...
Однажды водитель такси подвозил меня до театра и спросил: «Вы, артисты, наверное, большие деньги получали, хорошо жили?» Что ему ответить? Разве что из письма Нины прочитать: «Надо идти к стоматологу, потом еще десять врачей, но какие большие деньги! Где мне их взять? Только что заплатила за дачу. Надо послать Олесе...»
Она всю семью на себе тащила, помогала. У ее племянницы Олеси были проблемы с глазами, Нина дала ей деньги на операцию. Брата Женю устраивала на работу. И никогда при этом не унывала: «У нас тут такая новость. Табаков женился на молоденькой девочке, своей студентке. И Симонов женился на молоденькой, она ждет ребенка. Вот такие дела. Так что Мишка Козаков не одинок. Я думаю, что нам тоже надо призадуматься и приведя себя в порядок, ударить по молодым. А что? Живем один раз. А после нас хоть потоп. Тем более что сейчас такая ненадежная обстановка, жизнь такая зыбкая...»
У нее была удивительная интуиция: всегда чувствовала, когда мне было плохо. И всегда поддерживала, не давала унывать.
Перед Новым годом я говорила по телефону с Олесей:
— Как Нина себя чувствует?
Помолчав, она сказала:
— Слухи сильно преувеличены...
Последний раз мы созвонились восьмого марта. Знала, что Нина болеет, но не думала, что настолько серьезно. К сожалению, приехать попрощаться с подругой я не смогла. После похорон Нины наша общая знакомая мне сказала: «Нехорошо, наверное, так говорить о панихиде... но она была какой-то светлой. Все вспоминали Нину с улыбкой».
В моем шкафу по-прежнему висит пиджак из дорогой шерстяной ткани, который сшила благодаря Нине, а главное, я бережно храню ее письма. О, сколько мы друг другу написали за шестьдесят лет дружбы! До сих пор часто вздрагиваю, когда звонит домашний телефон. Как сейчас слышу в трубке голос своей подруги с только ей присущей интонацией: «Карпова, что случилось? Почему две недели нет письма?!»
