В это время раздался характерный звук включаемого микрофона — у-у-у-у — и женский голос произнес: «Концерт Юрия Никулина по техническим причинам отменяется». Площадь встретила сообщение таким ревом, что задрожали стекла. Часть толпы ломанулась к нашему особнячку, другие — к грузовику, где, вцепившись в микрофон, продолжала стоять сотрудница райкома партии.
— Пустите меня!!! — орал кто-то. — Я ей сейчас!..
— Я тебе сама сейчас!.. — донесся усиленный микрофоном ответ райкомовки.
А в дверь уже колотят, вот-вот начнут брать приступом. Снова звонит телефон — городской глава: «Я подал машину к окошку на противоположной стороне. Быстро прыгайте в салон — водитель вас вывезет».
Слава богу, до мотеля добрались без приключений. На следующий день из Канева прибыла официальная делегация — приносить извинения: «Поверьте, это впервые. Сколько народных артистов у нас на площади выступало — не перечесть. Но чтоб такое столпотворение!»
Юра всех успокоил: дескать, я не в претензии. И даже пару анекдотов «в тему» рассказал. Каневцы, у которых камень с души свалился, хохотали до слез.
Представляю, как повела бы себя в похожих обстоятельствах современная «звездюлька»! Как минимум подала бы в суд на организаторов, потребовав миллионной компенсации своих моральных страданий. А команда пиарщиков, потирая руки: «Вот это реклама!» — мигом бы расписала ужас, который пережила «жертва» собственной популярности. Юра о каневской истории не рассказал ни в одном интервью. Видимо боялся, что это будет выглядеть хвастовством.
Он действительно был чрезвычайно скромным и очень выдержанным человеком. За все сорок семь прожитых вместе лет я, пожалуй, припомню всего два случая, когда муж выходил из себя. Первый раз объектом его ярости стал Карандаш. Несколько лет Никулин и Шуйдин были его ассистентами и прошли за это время суровую школу. Михаил Николаевич мог прилюдно накричать, унизить, зачастую его претензии выглядели просто как каприз. После того как ребята от него ушли и стали работать самостоятельно, Карандаш критиковал любое их начинание, причем делал это в очень обидной, если не сказать оскорбительной форме. А уж когда у коверных Никулина и Шуйдина стало что-то получаться... Страшно ревнивый к чужому успеху Румянцев нудел с утра до ночи: все это ремесленничество, примитив, который зрителю скоро надоест, вам не стоит обольщаться. И однажды Юра, который в каждый номер вкладывал кусок жизни, не выдержал: схватил огромный топор, который выпросил для реквизита у какого-то мясника, и с криком «Убью-ю-ю!» погнался за Карандашом. Слава богу, цирковым удалось его догнать и отобрать «орудие возмездия».
Второй раз от Юры досталось сотруднику КГБ. Во время гастролей в Сан-Франциско мы были приглашены в гости к обосновавшемуся за океаном Гарику Орбеляну — брату известного советского композитора и джазмена Константина Орбеляна. Гарик работал директором большого ювелирного магазина, жил в достатке и очень тянулся к русским. В его доме побывали едва ли не все советские артисты, которых гастрольная судьба забрасывала в Калифорнию.
