И Никулин, который всегда говорил, что клоун не имеет права вызывать жалость, стал собираться в больницу. Забегая вперед, скажу: именно из-за этой своей установки Юра, пока работал клоуном, регулярно красил волосы. В Союзе хорошей краски не было — привозили из-за границы, и процедуру маскировки седины он проводил сам.
Операцию сделали в Ново-Екатерининской больнице. Когда на следующий день я пришла навестить мужа, врачи пригласили меня в ординаторскую:
— Положение очень серьезное. Это был не жировик, а огромный гнойник, образовавшийся в результате туберкулеза ребра.
— Да-да, это возможно, — растерянно пробормотала я. — На фронте у мужа был туберкулез. И что же теперь делать?!
— Спасти его может только пенициллин, но достать его невозможно.
— Я достану!
И начались мои хождения по мукам. На приеме в районном отделе здравоохранения, в городском, областном — везде получила категорический отказ. Наконец пробилась в министерство. Приняла меня женщина средних лет, от которой я снова услышала:
— Это невозможно.
— Мы недавно поженились, я очень-очень его люблю... И если... если с ним что-то случится... — тут слезы сами полились из глаз. Кажется, я плакала впервые с тех пор, как в Сальске хлопотала за больную маму.
Сердце у чиновницы дрогнуло, и на следующий день я шла в больницу, прижимая к груди сумочку, в которой лежал пенициллин.
Юре вырезали часть ребра, прокололи антибиотик и настоятельно порекомендовали отдых в мягком климате. Мы и прикинуть не успели, куда бы отправиться, как моя мама заявила:
— Ну вот что, ребята! Завтра садимся на поезд до Киева. Там отправляемся на пристань и спрашиваем у местных, где лучше всего отдохнуть.
Она была в своем авантюристическом репертуаре.
— Любимая теща плохого не предложит, — резюмировал Юра.
Через несколько дней мы уже были в столице Украины.
На пристани местные посоветовали добраться на теплоходе до Канева. Послушавшись их, мы не пожалели. Одна из жительниц деревеньки у Тарасовой горы, на окраине которой покоится прах Тараса Шевченко, сдала нам полхаты с земляным полом, сверкающей свежей известкой печью и стенами, увешанными яркими рушниками. Каждый день на столе были свежие овощи-фрукты, зелень, мясо. К тому же по утрам Юра получал только что снесенное пеструшкой яйцо. За месяц муж окреп, и в Москве врачи нашли состояние пациента «не просто удовлетворительным, а очень даже хорошим».
Тарасова гора с тех пор стала для нас любимым местом отдыха. К юбилею Шевченко там построили большой мотель, в котором мы и селились, живя в европейском комфорте. Во время одного из отпусков случился форс-мажор, о котором я не могу вспоминать без улыбки и в то же время без содрогания.
Когда Никулин был уже известным артистом, к нему обратилось руководство Канева с просьбой дать на главной площади города концерт. Под вечер за нами прислали машину и до начала выступления разместили в небольшом особнячке рядом с площадью. Накрыли стол с ватрушками-пирожками. На площадь к припаркованному в ее центре грузовику с микрофоном начал стекаться народ. В немыслимом числе. Люди толкались, то тут, то там вспыхивали скандалы, потасовки. Минут за пять до начала позвонил глава города: «Юрий Владимирович, вам нельзя выходить — сомнет толпа. Будем думать, как вас эвакуировать, а пока я дал распоряжение заколотить досками дверь изнутри. Замок не поможет — наши мужики выбьют на раз».
