Помню, нам в десять часов надо было вылетать в Москву, а мы до шести утра сидели на берегу моря и ругались: почему наше поколение уже другое? Кто-то убеждал, что мы просто молодые. А я спорила, что нет, возраст здесь ни при чем — мы никогда не станем такими, как Козаков, как наши любимые учителя. Они из параллельной Вселенной, из другого мира, это же видно в жестах, во взглядах. Как стать такими? Я бы очень хотела...
— Их поколение — невероятное, это правда. Как же вам повезло, что были такие встречи и вы играли в спектакле, который поставила Покровская.
— Алла Борисовна — удивительный педагог и прекрасная актриса. Мне бывает стыдно, когда я вспоминаю, сколько она с нами мучилась, выпуская этот спектакль. Как она меня учила: «Подключи сердечную мышцу! О чем ты говоришь, о чем ты не можешь молчать? Почему ты сейчас произносишь этот монолог? Почувствуй не головой, а сердцем». А я не понимала, чего от меня хотят. Вся спина от напряжения была мокрой, но не происходило магии, не удавалось отпустить бабочку. Казалось, что все делаю верно. Но Алла Борисовна была права — я пыталась делать как надо, как написано в пьесе. А нужно пропускать через себя, это приходит только со временем. Тогда меня выручил Константин Аркадьевич. Он подошел и тихо сказал: «Брови подними... И голосом ниже говори... Придет ощущение, что ты что-то поняла».
Вспоминается, как будто это было вчера. А в этом году уже десять лет, как мы выпустились из Школы-студии МХАТ. Когда они пролетели? Так символично, что некоторые кадры для вашего журнала мы снимали в этот раз на фоне панно художника Дейнеки в московском метро. Думаю, так сложилось совсем не случайно. Ведь самый первый класс-концерт нашего курса когда-то был именно по мотивам одной из картин Дейнеки, он так и назывался — «Будущие летчики».
Недавно виделись с однокурсниками — хотим в июне поставить капустник, позвать всех педагогов, сделать сюрприз для Константина Аркадьевича. Я обожаю наш курс, это моя семья: Аня Чиповская, Лиза Мартинес, Никита Ефремов, Тема Быстров, Лена Дудина, Гела Месхи, Оля Сухарева, все остальные ребята. Когда мы встречаемся, происходит какая-то магия, нам снова по восемнадцать лет, мы не видим никого, кроме друг друга. Многие мужья и жены моих однокурсников, когда узнают, что мы собираемся, говорят: «О нет, вы там сами! Не пойдем!» Потому что мы мгновенно превращаемся в смешных восторженных щенков, сходим с ума, вспоминаем институтские шуточки.
У нас всегда было много этюдов, с которыми нельзя выйти на экзамен, но мы над ними очень смеялись и они остались в наших сердцах как доброе воспоминание. Это все называлось «Золотой фонд, или Кащенко». Думаю, что-то повторим и на нашем капустнике.
Возможно, сделаю свой коронный номер с русской печкой. На первом курсе я готовила такой этюд. Всю ночь не спала, сшила себе костюм, как на утренник. Нас не просили об этом, но у меня же серьезный подход ко всему. Из белой простыни сотворила накидку, повязала белый платочек, забелила лицо мукой. Всю ночь я делала поленья, клеила бумажную трубу, которую прикрепила к спине, в нее должна была дымить из-под парты тремя сигаретами моя некурящая однокурсница Анютка Селедец.
История заключалась в том, что другая моя однокурсница должна была принести горшок, разжечь огонь, но печь забивалась. Я начала бы пыхтеть, пока шел дым и шкворчал горшок, в который нужно было бросить шипучий аспирин. Мне казалось, что это будет драматично и очень серьезно. Но моя фантазия сыграла злую шутку: все, что я придумала и наворотила, пошло не так. Пыхтеть-то я начала, отыгрывать, будто в меня положили бревна, что уже выглядело очень странно, но видимо, так старалась, что отвалилась труба. Понимаю, что дыма мало, Анютка там кашляет под партой. Весь курс хохочет, у всех истерика. Ладно, думаю: еще же кое-что припасено! Кульминацией всего этюда должен был стать момент, где я бы поперхнулась и закашлялась сажей. Очень долго думала, где взять черную пыль. Решила использовать молотый шоколад, а чтобы он не растаял, обмотала себе изнутри рот фольгой. И вот когда выпали все бревна, развалилась труба, не туда поставили горшок, под партой кашляет Анютка, я начинаю спасать ситуацию и чихаю сажей... А утром наш педагог Сергей Витальевич Шенталинский показывал нам новые замшевые туфли. Я чихаю — и вижу с ужасом, как слипшийся кусок какао летит прямо ему на туфли. Этюд удался! Мы до сих пор хохочем, когда вспоминаем мою печку. И таких этюдов у каждого из нас было по пять в день.
