Во время осады Белого дома он крестил и причащал участников обороны и, видимо, свел дружбу с влиятельными людьми. Однажды встречаю его, а заштатный клирик, оказывается, уже настоятель большого храма, ездит на дорогой машине и впроброс упоминает известные фамилии — «мы с Бурбулисом», «мы с Руцким». Его и по телевизору показывали неоднократно. Потом что-то произошло, видимо, случился очередной скандал и в храм назначили другого настоятеля. Суслин не сдавался, забаррикадировался и только после долгих уговоров покинул место служения.
Вскоре он серьезно заболел, прошел курс химиотерапии. Потерял всю свою мощь и густую шевелюру и стал похож на Олега Даля в фильме «Король Лир» — худой, бритый. Но выздоровел и опять окреп. В последний раз мы пересеклись, когда я уже служил в храме Малого Вознесения на Большой Никитской улице. Суслин выглядел очень респектабельно в белом пальто и дорогих ботинках. Дал визитку, на которой значилось: Валерий Суслин-Великопольский. После отца Валерия другие священнослужители казались пресными, скучными. Он и окрестил меня однажды — на дому.
Почему я крестился, вряд ли смогу объяснить. Боюсь, это прозвучит слишком пафосно, по-семинарски, если скажу, что хотел быть под защитой Господней. В крещении умереть со Христом и воскреснуть. Но именно это я чувствовал, и никто не мог мне помешать. Интересно, что Ирину маму мое воцерковление пугало меньше, чем интерес к запрещенной литературе — книгам Солженицына, Бердяева, Нилуса. У Иры были два младших брата. Они жили с матерью. Когда я приходил в гости, у нас начинались разговоры на «политические темы». Я рассказывал мальчишкам о том, что прочитал, и теща кричала: «Не порть мне детей, им еще жить в этой стране!» Буквально затыкала рот. Она боролась с антисоветчиной, мои родители — с Богом. Мне было непросто.
После крещения жизнь стала меняться, но медленно, постепенно. Что-то умирало, что-то рождалось в душе. Я часто ездил в Троице-Сергиеву лавру, беседовал со старцем Кириллом — архимандритом Кириллом Павловым, святым человеком. Однажды он сказал: «Все, артист в тебе умер». Это было году в восемьдесят пятом. Я сам стал замечать, что теряю свою актерскую палитру, мне неинтересно этим заниматься. Душа уходила из моей игры, ей на смену приходила механистичность. А я не хотел быть плохим артистом.
Христа после крещения испытывал дьявол в пустыне. У меня тоже началась полоса искушений. Это было тем более удивительно, что я крестился тайно. В профессиональном кругу уж точно никто ничего не знал. Но как сказано, и бесы веруют, но трепещут. Они-то обо всем знали, иначе невозможно объяснить то, что началось.
