Она на крыше, я провожу». Поднимаюсь и вижу: Ян стоит один, весь какой-то жутко напряженный, на лице — смущенная улыбка. Чувствую, как его нервное состояние передается мне. С минуту оба молчим, потом он встает на колено, протягивает кольцо и начинает говорить о том, как сильно меня любит и что прежде ни одна девушка от него таких слов не слышала... В завершение страстного сбивчивого монолога спрашивает, согласна ли я стать его женой?
Расплакавшись, долго не могу произнести заветное слово, но когда мое «Да!» все-таки прозвучало, небо озарил фейерверк из сердечек и цветов. Как и кому Ян подал знак к началу салюта, осталось для меня тайной.
Начались приготовления к свадьбе. Выбирая фасон платья, я просмотрела десятки модных журналов. Покупать наряд невесты в магазине не хотела категорически. Мое платье должно было быть классическим: расшитый корсет, пышная юбка — и в то же время особенным. Таким, какого ни у одной невесты не было и не будет.
Знаете, как случается? Смотрит женщина свои свадебные фотографии и думает: «Боже мой, как я это надела?! Сейчас бы мое платье было совсем другим!» Так вот — это не про меня. Сколько свадебных нарядов видела за последние годы, но всякий раз неизменно думаю: «Мое мне все равно нравится больше».
На другой день после того как мы с Яном подали заявление, на все телефоны: его, мой, наших друзей, коллег — начались звонки журналистов с вопросами: где и когда состоится свадьба, как туда попасть, чтобы сделать репортаж?
Ответ: «Торжество будет закрытым, без прессы» — звонивших явно не устраивал. Я нервничала:
—Ян, ну почему они не уважают наше решение?
—Не переживай. Я позабочусь о такой охране, что даже мышь не проскочит.
Перед началом праздника он поговорил со всеми секьюрити лично, пообещав премию за каждого вычисленного и выдворенного папарацци. Но фотографии в одной из «желтых» газет все-таки появились — как выяснилось позже, сотрудники этого издания еще за неделю до торжества развесили по всему залу дистанционно управляемые камеры.
А какой ажиотаж случился, когда во время первой беременности меня на пару дней положили в больницу! Папарацци пытались делать снимки через окно палаты, приходили в клинику с пирожками-фруктами, представлялись родственниками Алсу... Благодаря бдительности охраны и медперсонала никто из них в отделение не проник, тем не менее именно после этих визитов мы с Яном решили: рожать я буду за границей.
Месяца за два до родов начала приставать к мужу с вопросом:
—А как мы назовем дочку?
Ян принимался перечислять самые немыслимые, самые экзотические древнееврейские имена: Хильбо, Зоволу, чуть ли не Дадайхуна.
Я начинала злиться: —Ты издеваешься надо мной?
—Почему?
— состроив невинную физиономию, изображал удивление муж. — Мне, например, очень нравится.
Потом оказалось: он давным-давно определился с именем, но хранил решение в секрете...
Ян присутствовал при родах и выдержал все до конца. Не сбежал. Держал меня за руку, гладил по голове, говорил ласковые слова. И вот акушерка протягивает ему крошечный сопящий комочек. Новоиспеченный папа выставляет вперед ладони с растопыренными пальцами, и я вижу, как они дрожат. Он так и держит дочку — на вытянутых руках, боясь прижать к себе. Я улыбаюсь:
—Ян, ну как ты ее держишь? Возьми удобнее.
Он переводит испуганно-счастливый взгляд с дочки на меня и хрипло шепчет:
—А если я eй сделаю больно?
Когда нас с дочкой переводят в палату, первым делом спрашиваю у мужа:
—Ну как мы ее все-таки назовем?
—Сафи?на.
Ян решил сделать приятное и мне, и моему папе. Выйдя замуж, я поменяла родительскую фамилию Сафина на фамилию мужа, стала Абрамовой — и вот Ян нашел «компенсацию». Когда он позвонил тестю и сказал: «Все хорошо. И Алсу и дочка чувствуют себя прекрасно. Девочку назвали Сафина!» — мой папа-кремень расплакался в трубку.