Перед сном заворачиваю ее в кусочек фольги, чтобы утром снова отправить в рот. А из подружек за «бэушной» жвачкой уже выстроилась очередь: кто жует ее первой после меня, кто второй, кто третьей. Кстати, я тоже — и раньше и потом — в подобной «эстафете» не раз участвовала.
Как-то рассказала про «жвачную» очередь своим зарубежным друзьям. Они не поверили:
—Ты нас разыгрываешь! Это же дикость!
—Но такое на самом деле было. Вкус у резинки заканчивался через пять минут, цвет исчезал через час. Но с последним обстоятельством мы научились бороться. Откусывали грифель у зеленого или красного карандаша и жевали вместе с поблекшей резинкой. Очень даже насыщенный цвет получался!
Друзья хохотали до слез.
Семья уже жила в Англии, когда на свет появился Ренард. Мой младший братишка. Папа сутками был занят на работе, Марат, окончивший школу при Оксфорде и поступивший в Лондонскую школу экономики и политологии, учился с утра до поздней ночи. Я тоже не бездельничала, параллельно с общим образованием получая еще и художественное, и все-таки находила время помогать маме. Бегала в магазин, готовила еду, нянчилась с малышом. К домашней работе нас с Маратом приучали с раннего детства. В младших классах школы я, вернувшись после уроков домой, должна была перемыть всю оставшуюся после завтрака посуду, почистить и порезать картошку, морковку, нашинковать капусту, а к приходу мамы на обед поставить на плиту кастрюлю с водой — чтобы она успела сварить суп на завтра.
Ренарда мама оставляла на меня с легким сердцем — знала, что и перепеленаю по всем правилам, и накормлю вовремя, и убаюкаю. А я до сих пор помню его первую улыбку, его первые слова, первые шаги. Между мной и младшим братом существует особенная связь: всегда знаю, когда он заболел или у него что-то не ладится. Наверное, это от того, что помимо сестринской любви испытываю к нему чувство сродни материнскому.
Я хотела быть мамой так давно, сколько себя помню. К двадцати одному году желание обзавестись семьей, родить детей стало главным. Большинство девчонок в этом возрасте только начинают свою карьеру, грезят о служебных перспективах, хорошей зарплате и возможности вдоволь попутешествовать. А я уже шесть лет была на эстраде, выпустила несколько альбомов, снялась в десятке клипов, получила второе место на «Евровидении», объездила с сольными концертами полмира.
Чего мне было еще желать? Только женского счастья.
Телефонный звонок от давней подруги певицы Арианы раздался в один из осенних дней 2005 года:
—Алсу, привет! У меня есть друг, его зовут Ян. Такой замечательный парень, просто мировой! Очень хочет с тобой познакомиться. Ты не против?
—Не против.
—Тогда говори, в какой из вечеров свободна, — я закажу столик в ресторане.
Кто ж знал, что выбор Арианы падет на одно из самых пафосных заведений столицы! Я пришла на встречу в джинсах с прорехами, в футболке, кепке — так, как привыкла одеваться в Лондоне.
И в роскошных интерьерах чувствовала себя страшно неловко. Однако главное испытание было впереди. Минут через пять после того как мы с Арианой расположились за столиком, появился Ян. В шикарном костюме, белоснежной рубашке и галстуке, с идеальной, уложенной гелем волосок к волоску прической. Я готова была залезть под стол. А Ян, даже полувзглядом не дав понять, что обескуражен моим видом, галантно поцеловал руку, вручил большой букет и сказал: «Очень рад с вами познакомиться». Помню, подумала тогда: «Как в кино...»
Уже через пять минут от моей неловкости и скованности не осталось и следа. Новый знакомый оказался замечательным собеседником: эрудированным, самоироничным, с удивительным чувством юмора. Мы просидели в ресторане пять часов — и сами того не заметили.
