Курс получился неоднородный по возрасту, многие вернулись, отслужив в армии: Коля Мерзликин, Андрей Мартынов, Володя Гостюхин были на несколько лет старше. Из моих ровесников — Оленька Остроумова. Но мы все очень сдружились, со многими однокурсниками я не терял связи долгие годы.
Рядом с общежитием, если идти через дворы, находились запасные пути Рижского вокзала, «задки», как мы их называли, туда после рейсов перегоняли пассажирские составы. В вагонах-ресторанах непременно оставались щи, харчо, котлеты — сытная грошовая еда, как раз для нищих студентов. Я ходил на «задки» с Ильей Олейниковым, моим лучшим другом, невероятно трогательным человеком. Рядом мы смешно смотрелись: Илюшка длинный, худой, я пониже ростом, но тоже тощий, у обоих в руках кастрюльки.
Там же стояли рефрижераторы с грузинским вином, ядерным, крепленым, видимо, его мешали с табаком или еще с какой-то дрянью. Мы брали в общаге казенные чайники, стучали в кабину и если слышали:
— Вам целый чайник или половину? — отвечали с оскорбленным видом:
— Не уважаете, нам по полной программе!
Платили три рубля и шли обратно, тару несли осторожно, чтобы не дай бог не расплескать. В проходной общежития вопросов не задавали: ну пришли ребята с чайником, что здесь такого, не с бутылкой же спиртного. А дальше в комнате собиралась веселая разношерстная компания: в нашей общаге размещались студенты не только ГИТИСа, но и Суриковского училища.
Встречались и дома у москвичей, а точнее — москвичек. Для нас, провинциальных ребят, побывать в гостях у столичной барышни — целое событие. Они и мыслили иначе, чем девчонки из моего класса в Кишиневе, и вели себя по-другому. Моя избранница Галя тоже была москвичкой — красивая брюнетка, высокая, стройная, училась со мной на одном курсе. Сначала мы вместе репетировали отрывок из Сент-Экзюпери, потом провожал ее домой, и так «степ бай степ» развивались наши отношения, от невинных до весьма интимных. Галины родители, узнав, потребовали: «Ребятки, если хотите и дальше быть вместе, узаконьте свое положение. Если нет, то взяли и разбежались».
Мы решили пожениться. Отгуляли свадьбу — красивую, большую. Мой папа наверняка знал, что такой ранний брак ни к чему хорошему не приведет, но сказать «нет» не мог, он никогда категорически ничего мне не запрещал.
Не было такого, чтобы хоть раз произнес: «Как я сказал, так и будет!» Только однажды родители поставили ультиматум, когда в пятнадцать лет влюбился в подругу сестры, старше меня лет на восемь. Запретили ей появляться в нашем доме, а мне — искать с ней встреч. Мимолетная история, полудетские чувства, но эта женщина осталась в памяти навсегда.
Жили вместе с Галиными родителями, квартирка крошечная. Смертельно не хотелось быть на иждивении ее семьи, но денег не было. И все время скандалы на почве ревности, бесконечное женское: «Ты где? Куда идешь?» Через два года расстались. Развод был на удивление мирным, теплым. Жалею ли я об этом браке? Нет! Это кусочек моей юности, яркий, как вспышка, и очень эмоциональный.
С Галей мы много лет не поддерживали отношений, лишь однажды созвонились, поболтали. Она рассказала, что после института нашла работу в провинциальном театре. Потом вернулась в Москву, вышла замуж. Решили встретиться, но, повесив трубку, я подумал: «А зачем мне это?» Больше мы не общались. Есть вещи, которые нужно оставлять в прошлом.
Получив диплом, стал искать работу. Вышло складно: в Театре имени Пушкина режиссер Борис Толмазов ставил пьесу Георгия Мдивани «Большая мама» и ему был нужен молодой артист моего типажа. Я был зачислен в штат. Немного позже Леша Локтев и Валера Носик перешли в Малый театр, и мне в наследство достались их роли — это было большое везение.
Вопрос с работой решился, а вот жить было негде: общага уже не моя, квартиры нет.
