Некоторое время я был домохозяином и нянькой для маленького Степки, но вскоре пребывание в четырех стенах стало невыносимым. Сдав сына на попечение бабушек, устроился заместителем директора в кинотеатр «Молодежный». Работа не по профилю, но, как ни крути, все ближе к профессии, чем продажа фартуков. Составлял график для билетеров и кассиров, следил, чтобы дворник вовремя сбил сосульки с крыши и расчистил снег. Часто после последнего сеанса — показывали в основном забугорные зубодробительные боевики, — когда киномеханик уходил домой, я вставлял в аппарат бобину с фильмом «Однажды в Америке» и смотрел в одиночестве...
В середине девяностых даже центральные улицы Питера по вечерам выглядели уныло и мрачновато. Тусклые витрины магазинов, которым нечего было предложить, кроме консервированной свеклы и пряников, желтые пятна редких фонарей...
Разноцветная реклама казино на этом фоне казалась особенно яркой, манящей. При каких обстоятельствах состоялся мой первый визит в игорный дом — не помню, но ходить туда я стал регулярно. Убеждал себя, что делаю это для того, чтобы пополнить актерскую копилку: где еще можно подсмотреть такие типажи и испытать неведомые доселе эмоции? На самом деле двигало мною желание хоть как-то разнообразить серые монотонные будни — раз, желание подзаработать — два и выпить на халяву — три. В казино, как известно, наливали. В ВИП-залах, где игра шла на тысячи долларов и куда я, понятное дело, не заглядывал, подносили «Хеннесси» и «Мартель», в более демократичных — чего попроще. Наверное, игромания — не моя болезнь, потому что я в любом состоянии находил в себе силы остановиться и больше четырехсот долларов никогда не спускал.
Случалось, и выигрывал. Самая крупная сумма, которую принес домой, — полторы тысячи «баксов».
Если возвращался в минусе, старался не шуметь: на цыпочках пробирался в спальню и тихонько забирался под одеяло. Когда же улыбалась удача, гремел в прихожей ключами до тех пор, пока в дверях не появлялась заспанная Юля. Небрежно сбрасывал ей на руки пиджак: «Глянь там, в карманах».
А самого в такие моменты распирала гордость: ну, кто скажет теперь, что я не добытчик?
Конец визитам в казино положило приглашение сниматься в сериале про «ментов», куда я попал благодаря внешнему сходству с заместителем начальника уголовного розыска Кировского РУВД Санкт-Петербурга Олегом Дудинцевым — прототипом майора Соловца.
Автор книг, легших в основу сценариев «Улиц разбитых фонарей», Андрей Пименов (Кивинов — литературный псевдоним) служил в том же управлении начальником «убойного» отдела. Прежде чем приступить к подбору актеров, продюсер и помощник режиссера побывали в РУВД — познакомились с «оригиналами», с которых Пименов-Кивинов списывал своих героев. А потом в картотеке «Ленфильма» подыскали похожие физиономии. Бюджет первого сезона «Улиц...» был нищенским. Съемки проходили по ночам в реальных милицейских кабинетах, когда их хозяева разъезжались по домам. Гонорары — с гулькин нос, о костюмах и речь не шла — снимались в своих свитерах и куртках, табельное оружие брали напрокат у «прототипов». Это не мешало съемочной группе работать увлеченно, даже с рвением — очень уж все соскучились по профессии.
На успех не рассчитывали — тем более такой оглушительный.
...Сколько раз в неблагополучные периоды жизни я мог стать алкоголиком — и не стал. А оказавшись в зените славы, сподобился. Когда становишься известным, вокруг сразу образуется огромное число друзей, знакомых. И каждый предлагает выпить. Отказаться нельзя, иначе запишут в зазнавшиеся снобы. А тут еще гастроли с непременными застольями в ресторанах. Поначалу организм обильным и регулярным возлияниям сопротивлялся — сигнализировал головокружением, тошнотой, а потом приспособился. Как прожорливая машина бензина, начал требовать спиртного: давай еще!
Настало время, когда по утрам, не опохмелившись, я не мог даже чашку с кофе ко рту поднести — так тряслись руки. Выпивал граммов сто виски или коньяку — и бодреньким ехал на площадку. Снимался в паре эпизодов, а потом искал укромный уголок, чтобы добавить из припасенной загодя фляжки. Иначе не мог работать: как только хмель выветривался — возвращался страшный тремор, а внутри нарастала паника.
Сейчас, глядя на себя в некоторых сериях третьего-четвертого сезонов, испытываю, мягко говоря, неловкость. За физиономию, которая похожа на задницу. Хорошо еще, что на съемках «Улиц...» не писали звук вживую и у нас была возможность поправить положение в студии.
Однажды я и на озвучку умудрился явиться, скажем так, не совсем трезвым.
