А если новоиспеченный школьник еще и не хочет учиться?! Все, тушите свет! Однажды, спустя несколько месяцев после начала занятий, я решил поговорить с Макаром по-мужски:
— У тебя теперь есть обязанности, и будь добр их выполнять. Я и мама заняты малышами, сидеть с тобой за уроками нам некогда. Я запрещаю тебе смотреть телевизор, пока все задания не будут выполнены.
— Я сначала посмотрю, а потом...
— Нет! Будет так, как я сказал.
— Почему?
— Потому! Ты что, не видишь, что мать от усталости на грани нервного срыва? Если бы от нее доставалось тебе, как виноватому, я бы тут с тобой не рассусоливал!
Но разрядится она на мне, понял?
Макар обреченно покивал головой и вроде взялся за учебники, но стоило мне отвернуться, шмыгнул к матери. Что он наговорил Маше, могу лишь догадываться — только она вылетела из комнаты со словами:
— Это мой ребенок, и воспитывать его буду я! А ты никто, а потому не лезь!
У меня на скулах ходили желваки, но, сдержавшись, ответил как можно спокойнее:
— Ради бога.
А потом произошла та самая катастрофа с вложениями Маши и Леши Гуськова... Алексей повел себя очень достойно — сказал, что верит моему обещанию вернуть деньги.
Маша же обрушила на мою голову самые страшные обвинения и проклятья. Припомнила все: и то, как, пытаясь ее завоевать, обещал «бросить к ногам весь мир», и то, что не стал делить с Еленой имущество, и то, что пользуюсь теперь ее квартирой и дачей. «Поместье» Туполева в то время я уже не мог себе позволить.
На дверь мне не указали — ушел сам. Поселился в квартире своей мамы. Через несколько дней позвонил Маше:
— Можно я к тебе приеду?
— Приезжай.
Но вместо того чтобы отправиться к Маше, побросал в спортивную сумку самое необходимое, сел на международный автобус и уехал в Белоруссию. Поселился на дальнем, глухом хуторе. Там когда-то жили родственники одного из моих давних друзей, но несколько последних лет хата пустовала.
Самая подходящая ситуация для запоя, но к рюмке за месяц я ни разу не притронулся. Понимал: собрать себя по кусочкам, по стеклышкам, как мозаику, можно только на трезвую голову.
Вернулся в Москву за пару недель до Нового года. В Интернете прочитал, что в мое отсутствие Маша сыновей крестила. Купил в киоске журнал, в котором был опубликован репортаж из храма. Гладил пальцами фотографии сыновей и чувствовал, как по щекам текут слезы.
Одно из изданий опубликовало интервью Маши. На вопрос, почему в церкви не было отца мальчиков, она ответила: «А зачем он был здесь нужен? Мы и без него отлично справились! Я привыкла рассчитывать только на себя».
Следом шел монолог о том, что рождение детей — это всегда стресс, круто меняющий и привычный быт, и отношения между мужчиной и женщиной. По словам Маши, я оказался не готов к таким переменам, поэтому она решила, что мы должны жить отдельно. Кажется, было еще что-то о любви на словах, которые никак не подкреплены поступками, и о «слабых людях», которые ей как человеку сильному и бескомпромиссному не нужны и не интересны.
Перед звонком Маше волновался так, что набрал номер только с десятого раза. Услышав мой голос, Мария — во всяком случае, мне так показалось — обрадовалась:
— Это ты?!
— Да. Уезжал на месяц в глухомань, чтобы прийти в себя. Прости, что не предупредил, а просто взял и пропал.
