Мама с Жанной Федоровной смеются: «Давай, давай! Нормально!» Коньки мои, кажется, все собирали. И мама, и тренер, и даже наш доктор Виктор Иванович. Они, конечно, в чехлах летали — голова-то соображает! Не дай бог, затупятся или поцарапаются. Понимала, что швырять надо так, чтобы не испортить.
Свою первую медаль я хорошо помню. Алюминиевую, на голубой ленточке, с надписью «Калинин 1987». После нее я захотела следующую. И еще! Еще! В борьбе за них и проходила жизнь. В тринадцать лет стала третьей на чемпионате СССР среди юниоров. Шла после соревнований по коридору и столкнулась с президентом Федерации фигурного катания. Он пожал мне руку:
— Молодец, хорошо каталась, только почему всего лишь третья — не пойму?
Я этого тоже не понимала.
— В следующий раз обязательно выиграю!
Но через год вышла на лед и упала — сделала такую глупую ошибку! Стою после выступления, лицо руками закрыла, плачу. Объявляют оценки, а я от обиды ничего не слышу. Мама трясет меня за плечи: «Ира! Смотри на табло! Ты первая, понимаешь? Первая! Теперь поедешь на чемпионат мира!»
А я все плачу: что за шутки? Я же упала!
…Поехать в таком возрасте на юниорский чемпионат мира — это было из области фантастики. Там выступали девчонки на два-три года старше меня, и вдруг вылезла я, маленькая, и стала седьмой. Причем даже не поняла тогда, как это здорово. Думала: чего радоваться-то, ведь место не первое.
Чемпионат проходил в Южной Корее. Для ребенка, рожденного в Советском Союзе, все там было словно кадры из фантастического фильма: сияющие рекламные щиты, шикарные магазины, яркие игрушки, жвачка в любом количестве... Не то что у нас.
Помню, в Москве звонит мне подружка Маша: «Ирка, жвачку иностранную продают блоками! Я заняла очередь, приходи! Только быстрее, говорят, кончается!» Звоню маме и чуть не плачу:
— Алло, мама, в кулинарии продают жвачку импортную!
— Вставай в очередь! Сейчас принесу деньги.
Три трамвайные остановки я бежала не останавливаясь, мысленно повторяя: «Хоть бы не кончилась!» Добежала — очередь как в Мавзолей.
Я стою, и Машка стоит. Очередь двигается, а мамы все нет. Остается два человека, прибегает мама с деньгами — у кого-то заняла, и вдруг жвачка заканчивается. У меня губы дрожат, руки трясутся. Тогда мамочка подходит к какой-то девочке, которая успела купить три блока, и говорит: «Продай, пожалуйста, один блок. Я тебе его открою, и ты возьмешь столько жвачек, сколько захочешь». И девочка его продала. Сколько было радости у меня! Я жевала эти жвачки по половинке, экономила, собирала вкладыши. Не знаю, с чем это можно сравнить. Разве что с «Марсом» или «Сникерсом», которые появились попозже. Я их покупала, когда ездила в Новогорск на спортивную базу. За один раз никогда не съедала, откушу кусочек и спрячу, растягивала удовольствие...
А в Южной Корее у меня просто глаза разбегались. Ничего подобного я никогда не видела.
Забирала одноразовые зубные щетки, шапочки для душа, мыло, чтобы показать родителям. Вот они удивлялись! Смотрели на меня с уважением: молодец, дочка! В начале девяностых о поездках за границу даже не думали, а их ребенок поехал!
На следующий год из Италии привезла в дополнение к медалям кокосовый орех и йогурт — в России понятия о нем никто не имел.
В пятнадцать лет я собралась в Америку, в Колорадо-Спрингс. В бухгалтерии нам выдали суточные — девяносто долларов. Перед самым отъездом мама дала еще четырнадцать. Сэкономила заработанные рублики и поменяла их для меня. Она сама тогда увидела эти зеленые бумажки первый раз в жизни: «Купишь себе что-нибудь...» Я посмотрела на нее и поняла: «Хватит тратить на себя.
У меня есть мои родители».
Домой я вернулась с бронзовой медалью и подарками: маме — ночную рубашку размера на три больше, чем нужно, папе — брелок. Себе привезла плеер и мечту девчонок — куклу Барби с кучей одежек и лаком для волос. Все-таки я была еще ребенком.
Мне нравилось, что родители мной гордятся, что я умею делать то, что многим взрослым не под силу. Но и своим беззаботным сверстникам завидовала. Тоже хотелось погулять, в кино сходить лишний раз, с мальчишками знакомиться. Случалось, не выдерживала: «Хочу жить как все! Бросаю фигурное катание!»
Зная мой горячий характер, мама и Жанна Федоровна не спускали с меня глаз.
На соревнованиях я жила в одном номере с тренером. Девчонки сочувствовали: «Бедная, как же скучно жить под присмотром!» Я злилась — и правда, маленькая я, что ли? Но Жанне Федоровне никогда не возражала. К тому моменту уже убедилась: она знает все лучше меня.
Да, я могла зашвырнуть коньки, взбрыкнуть, поворчать, но расставаться со спортом на самом деле вовсе не собиралась. Ощущение восторга, которое возникает, когда понимаешь, что одержал победу, я бы тогда ни на что не променяла.
Год проходил за годом, статус соревнований становился выше. В 1995 году я поехала на свой первый чемпионат Европы в Дортмунд и несмотря на то, что была уже довольно взрослой, сильно перетрусила. Город мрачный, до катка приходилось добираться по темным переходам, и на самом катке тоже почему-то было мрачно.
