«Я чувствовал, что с моей криминальной жизнью когда-то придется заканчивать. В 1999 году заехал на «Мосфильм», чтобы оставить свое фото в актерском агентстве «Экран». И его увидел Роман Качанов, который тогда готовился снимать фильм «ДМБ». А мы же с ним в одном районе выросли, и он знал, что хулиганю я «по-взрослому». Звонит мне: «Вовка, я, когда твое фото увидел, обалдел! Ведь ты теперь вроде совсем другими делами занимаешься», — рассказывает актер Владимир Сычев.
— Владимир, скоро в онлайн-кинотеатре KION выходит сериал «Успешный» с вашим участием. Кого вы там играете?
— Миллиардера, имя которого стоит на одном из первых мест в списке «Форбс». У него есть все, о чем только может мечтать человек в материальном смысле. Есть и семья. Но героя не радуют ни самолеты, ни яхты, и с близкими его отношения расстроились. Такой сказочно богатый и одновременно несчастный и одинокий человек.
— На съемках прикоснулись к роскошному быту жителей Рублевки?
— А как же: мы снимали в шикарных особняках. На «Роллс-Ройсе» моего героя возили — с охраной на джипах. И на вертолете он летал. Что касается жизни на Рублевке, то я ведь там родился... Есть Рублевка загородная — с роскошными замками. А есть Рублевка внутри МКАДа, где в обычных домах живут обычные люди, — я там родился и жил, в хрущевке. Первые пять лет моей жизни мы с родителями занимали крохотную комнату в «трешке», а в других двух комнатах жили моя бабушка и папин брат с женой и детьми. Потом нам дали на троих «двушку» в соседнем дворе, тоже в хрущевке.
— Кто были ваши родители?
— Папа — он умер полгода назад — окончил институт по классу баяна и долгое время преподавал в школе. Потом ситуация в стране изменилась, и его начало «мотать», он сменил много профессий. Мама — слава богу, она и сейчас жива — всю жизнь проработала воспитательницей в детсаду.
— При такой маме вы должны были вырасти примерным мальчиком...
— Все свободное время я проводил на улице. Сейчас детей из дома не выгонишь, от компьютера не оторвешь. А для меня самым страшным наказанием было, когда не отпускали погулять. Мое детство — это чердаки, подвалы, крыши, плоты, брызгалки, трубки для плевания, пугачи, рогатки, бесконечные синяки, ушибы, сотрясения мозга. Когда стал постарше, мы с ребятами освоили стройки, и мне не раз гвоздями пробивало ногу насквозь. А еще чаще пробивало голову — камнями, мы же обожали ими бросаться. Еще одно любимое развлечение — взрывать карбид. Однажды из-за этого на мне куртка загорелась, а в другой раз я только чудом глаза не лишился. Мы с ребятами почти каждый день дрались. Сначала сражались друг с другом внутри двора, потом ходили «двор на двор», затем «квартал на квартал». Кто-то говорил: «Поехали драться?» И я тут же: «Поехали!»
— И как вам удалось выжить?
— Слава богу, был спорт — дзюдо, — который меня все-таки дисциплинировал. Я стал трехкратным призером первенства Москвы. И параллельно ходил в секцию прыжков с трамплина на Воробьевых горах. А в 12 лет попал в кино, что тоже сыграло важнейшую роль в моей жизни. В тот год в День пионерии я на параде нес знамя (этой науке меня обучили в лагере пионерского актива, куда дважды посылали на перевоспитание). После церемонии из-за жары меня разморило, я прилег на газон и заснул. В таком виде меня и заметила помощник режиссера со студии Горького Надежда Владимировна Остроумова, которая искала мальчика в новый фильм. Она меня разбудила: «Хочешь сниматься в кино?» Я, конечно, согласился. На кастинг пришло 350 ребят, отобрали всего двух: меня и одного паренька, который в итоге и сыграл в той картине. А мое фото попало в картотеку студии, и вскоре Борис Грачевский пригласил меня в «Ералаш». За три года я снялся в восьми выпусках, были и полнометражные фильмы.
— Вам платили за эту работу?
— Конечно! В кино договор подписывался с родителями. А в «Ералаше» деньги выдавали самим детям, причем сразу, как только снимали очередной эпизод. Моя ставка была 7 рублей 50 копеек. Основную часть отдавал родителям. А на остальные гулял на всю катушку: водил друзей в кино, в кафе-мороженое, в «чебуречку».
Если честно, я воспринимал съемки как возможность официально пропускать школу и к тому же побывать на море. Меня часто утверждали сразу в несколько картин. И я всегда выбирал тот фильм, что снимается на Ялтинской киностудии. Наша семья была небогатая. Возможности возить меня на море у родителей не было, а тут съемки в Крыму! В Ялте снимался столько, что три года подряд в этом городе даже в школу ходил. Но и там я умудрялся прогуливать. Однажды, когда работал в картине «Зловредное воскресенье», за мной, как положено, прислали машину, чтобы забрать из школы. А я в этот день загулял с местной шпаной на каких-то огородах и забыл про съемку. Возвращаюсь в школу, а меня уже два часа «Волга» ждет! Водитель ругается: «Ты где шляешься? Тебя ждут народные артисты Михаил Иванович Пуговкин и Вера Кузьминична Васильева! Тебе не стыдно?» На площадке на меня уже накинулась вся съемочная группа. А Пуговкин, который сидит в сторонке и вместе с Верой Васильевой чай пьет (они играли супругов), говорит: «Вы что на бедного парня набросились? Вовка просто по садам-огородам погулял. Вы что, в детстве не шалили? Ничего страшного не случилось, зато мы с Верочкой посидели, повспоминали».
— Работа в кино — тяжелая для ребенка. А еще ведь и травмоопасная...
— На площадке травм у меня не было ни в детстве, ни во взрослом возрасте, притом что трюки обычно сам выполняю. А вот между съемками из-за своего шустрого характера нередко попадал в больницу. Перед съемками в эпизоде «Ералаша» «Нам не страшен серый волк!», в котором я должен был играть с дочкой Грачевского Ксюшей, катался с ребятами на горнолыжном подъемнике. Они его так растрясли, что я на санках влетел в огромный ледяной бугор. Получил перелом позвоночника. Но Ксюша сказала: «Ни с кем, кроме Сычева, сниматься не буду». И группа ждала, когда я выйду из больницы.
А перед выпуском программы «Что такое «Ералаш»?» подрался и умудрился сломать обе руки! Приезжаю на съемку, а у меня два гипса по локоть! Режиссер программы Юлий Гусман был в шоке: «Это что за фигня?» — «Это я подрался!» А Грачевский в очередной раз сказал: «Сычев, ты меня с ума когда-нибудь сведешь! Ну когда ты уж успокоишься?» Пока на мне был гипс, мы с напарником выходили на сцену в костюмах дворников с громадными рукавицами... Так что больше эта работа все же тяжелая, чем травмоопасная. Ну а самыми трудными были съемки в фильме «Внимание, неизвестный»...
— Я его никогда не видела.
— А его никто не видел... В этой картине я играл Буратино, Наталья Фатеева — лису Алису, Юрий Пузырев — Карабаса-Барабаса, Вадим Захарченко — Дуремара, Нина Меньшикова — черепаху Тортиллу. Еще там снималась Любовь Полищук, другие звезды... Съемки шли года полтора. С первым поездом метро я ехал на студию Горького, а возвращался домой после полуночи. Но тяжелее всего для меня, непоседы, было долгое сидение в кресле у гримеров. Мне делали, пожалуй, самый первый пластический силиконовый грим в СССР. Процесс занимал четыре часа. На каждую съемку Буратино требовался новый нос, и он был гениальный, как будто мой собственный! Но гримироваться было мучительно.
И вот когда фильм сняли, декорации разобрали, при монтаже обнаружили в двух ключевых сценах брак пленки. Их надо было переснимать. Пока все это согласовывали, у режиссера случился инфаркт, он умер. В результате фильм положили на полку и о нем забыли. В 90-е годы на студии Горького, как везде, началась разруха. Помещения сдавали фирмам, а кино не снимали. Прошло еще несколько лет. Однажды я спросил у Грачевского: «Помните, я снимался в роли Буратино? Хочу этот фильм найти и восстановить — за свои деньги». Он говорит: «Здорово! Давай!» Но, как я ни старался, эту ленту отыскать не смог. У меня только фотография Буратино осталась — не со съемок, а с проб. Я ее, к слову, сделал заставкой на своей страничке в соцсети...
Так вот, съемки в фильме «Внимание, неизвестный» меня так задолбали, что я решил: в большом кино никогда не буду работать. И какое-то время действительно снимался только в «Ералаше». Когда приглашали в новый фильм, говорил: «Не хочу». Но потом позвонил режиссер картины «Где ваш сын?»: «Мы тебя на машине будем забирать из школы или из дома. А главную роль у нас играет Ростоцкий!» Незадолго до этого вышла картина «Непобедимый», где Андрей играл самбиста, — все мальчишки хотели быть как он. И я согласился: «Ну, раз машину дадите и я снимаюсь с Ростоцким...»
— Вы сказали, что уезжали на съемки рано утром, а возвращались ночью. Неужели в советском кино детям никаких поблажек не делалось?
— На практике никто не следил, чтобы у ребенка смена была не больше восьми часов. Но тут еще многое зависело от киностудии. На студии имени Горького все-таки бережно относились к детям. Режиссеры понимали, что у нас нет опыта, все доступно объясняли. Но когда я впервые пришел на «Мосфильм», где Митта снимал советско-японский фильм «Шаг», все было по-другому. От меня требовалось, как от взрослого актера, прийти на площадку и сразу «выдать». Я выезжал на природной органике, Митта был мною доволен. Пока не начали снимать где-то в Подмосковье сцену с японской звездой Комаки Курихарой. Проблема состояла в том, что нужно было уложиться всего в два съемочных дня, а потом она куда-то летела дальше.
Поэтому Митта спешил, нервничал. И вот на площадке собрались Олег Табаков, Елена Яковлева, Владимир Ильин, который играл моего отца. Я никогда не волновался, когда видел звезд, — насмотрелся на них на других съемках. А тут от нервной атмосферы, от обилия на площадке знаменитых актеров вдруг растерялся, у меня ничего не получалось. Митта на меня кричит, а я еще больше зажимаюсь. И тут Леня Филатов говорит: «Александр Наумович, дайте нам с Владимиром пять минут, мы пойдем прогуляемся...» Мы выходим с Леней на улицу, а там настоящая метель! Идем, и он говорит: «Не обращай внимания на Митту, считай, что сейчас он не на тебя кричит. У нас переработки идут, а японка улетает, вот он свой пыл в твою сторону и спустил. У тебя все нормально получается». И подсказал, что и как в моей сцене надо сделать в кадре. Мы вернулись, и я с первого дубля все сделал... Когда сейчас приезжаю на Ваганьковское, где у меня теща лежит, захожу не только на ее могилку. Всегда кладу цветы Филатову: «Дядя Лень, я все помню и очень тебе благодарен».
— Вам повезло: судьба с самого начала сводила вас с замечательными артистами...
— Это точно! В фильме «Лапта» я снимался с Валентиной Талызиной — она играла мою маму, а Михаил Жигалов — папу. Со многими известными артистами встречался в программе «Что такое «Ералаш»?», которую вел вместе с Лешей Фомкиным, Максимом Сидоровым и Федей Стуковым. Спартак Мишулин и Георгий Вицин всегда с нами, детьми, с удовольствием общались, шутили. Как и Сергей Петрович Никоненко. А вот Наталья Крачковская, как и Евгений Моргунов, держалась как-то в стороне.
Но был один актер, встреча с которым меня особенно взволновала. В Ялте стою в кассе киностудии за суточными. Вдруг замечаю: за мной в очереди стоит Николай Еременко. А он к тому моменту снялся в фильме «Пираты ХХ века», который был невероятно популярен, благодаря этой ленте пацаны в СССР были одержимы карате. Я сам раз двадцать эту картину посмотрел. Подхожу к Еременко: «Здрасьте, это же вы «Пираты ХХ века»?» Он: «Я». — «Можно с вами сфоткаться?» — «А где у тебя фотоаппарат?» — «Внизу, в сумке». А мне незадолго до этого отец подарил на день рождения «Смену-8М». Еременко качает головой: «Ну, у меня уже времени нет ждать». Я отошел, получил суточные. Спускаюсь вниз за сумкой, выхожу из студии и вдруг вижу, что Еременко тоже выходит, останавливается и начинает общаться с кем-то из знакомых. Он полчаса разговаривал, а я фотоаппарат на шею надел и мимо него раз, другой прошел. Но он на меня не среагировал. И я подумал: если стану популярным актером, никогда никому в фото не откажу... Мне сейчас Нагиев часто говорит: «Володь, ну и зачем ты со всеми, кто попросит, фоткаешься?» А я в такие моменты всегда вспоминаю мальчика, который так мечтал о фото с Еременко...
— Когда вы пытались с ним сфотографироваться, и сами уже были звездой. Как, кстати, в школе относились к тому, что вы артист, известный на всю страну?
— Да никак! Наверное, оттого, что звездную болезнь я не словил. Наоборот, меня бесило, если мои ровесники, с которыми мы вместе снимались, вдруг задирали носы. Я находил повод и их лупил! Только маленьких никогда не обижал. Я же сам был мелкий. В первом классе — метр и один сантиметр. Когда наш класс выстраивался в шеренгу, стоял вторым от конца, за мной — только парень по кличке Ежик. В детстве переживал, что никогда не вырасту. Но к моменту поступления в театральное училище как-то вытянулся.
— При вашем большом киноопыте поступать на актерский факультет, наверное, было легко?
— Я поступал не во ВГИК, а в театральные вузы, а там не любили ребят из кино. Поэтому свое кинематографическое прошлое не афишировал. Мой мастер в ГИТИСе Алексей Владимирович Бородин узнал о том, что я снимался, на третьем курсе. А вот что реально помогло на поступлении, так это советы нашего участкового Колоколина, хорошего мужика, который прекрасно знал и меня, и нашу банду. Он частенько дежурил на районной дискотеке, где мы зажигали...
Кроме всего прочего, я много играл с ребятами в крестики-нолики и другие игры — на деньги или на «списывание» (проигравший давал переписать домашнее задание). Почти всегда выигрывал. Полшколы мне задолжало, я даже завел долговую тетрадь. Однажды честно победил одного парня, а тот пожаловался Колоколину, что я трясу с него деньги. Участковый поставил меня на учет в детской комнате милиции. А потом сказал: «Вовка, хватит дурить! Тебе надо всерьез подумать, куда после школы поступать. А то тебя же посадят рано или поздно». — «А я уже поступаю! В театральный». И тут он говорит: «Чтобы туда поступить, надо подготовиться. Сходить в театр, почитать побольше, что-то узнать про Станиславского...» А я тогда о таком и не слышал. И читать не любил. В отличие от родителей, которые не расставались с книгами, сдавали макулатуру, чтобы в обмен получить талончик на дефицитную литературу. Я же прочитал только «Одиссею капитана Блада» и «Хроники капитана Блада», и то благодаря ангине — лежал дома, и было нечего делать. И вот с таким запасом я хотел поступать в театральный!
К советам Колоколина я прислушался. Один раз сходил на спектакль: попал на «Порог» в Театре имени Станиславского. И еще запомнил фразу участкового: «Когда спросят про Станиславского, скажи, что это Горбачев в перестройке театра». И это сработало! Когда на собеседовании спросили: «Вы ходите в театр?» — я уверенно ответил: «Конечно, почти каждый месяц!» — «А какой последний спектакль смотрели?» — «Да вот буквально недавно — «Порог» со Стекловым». А когда спросили, что знаю о Станиславском, сказал про Горбачева в перестройке театра. Комиссия переглянулась, стала уточнять: «Сами до этого додумались?» А я: «Нет, это мой участковый сказал». Они рассмеялись. Когда же спросили про Островского, я соврал: «Я про него знал, но сейчас из головы все вылетело...» Члены комиссии подсказывают: «Ну как же так, «Луч света в темном царстве...» И я вспомнил, как в «Ералаше» снимали эпизод про детский театр. Я играл Отелло, а в роли Дездемоны на сцену вышел неподготовленный парень, который спросил: «Куда под поезд бросаться?» Ему отвечают: «Ты чего, у нас здесь Шекспир, а не «Анна Каренина»!» А он: «Да знаю, «луч света в темном царстве». Я это запомнил. И когда комиссия упомянула про «луч света», заявил: «Ну да, это же про Анну Каренину». Они рассмеялись, и я понял, что провалился. А мне поставили пятерку. Наверное, за мою искренность и наивность.
— В ГИТИСе хорошо учились?
— Наша педагог по сценречи Ольга Юрьевна в свое время лично знала и Михаила Чехова, и Станиславского (когда я поступил, ей было под восемьдесят). Она про меня так говорила: «Когда увидела эту московскую шпану, подумала, что он больше чем на полгода у нас не задержится. А Володя на первой сессии отчеканил мне 132 скороговорки! Я была потрясена его трудолюбием...»
Как только поступил в ГИТИС, во мне произошел какой-то прорыв: очень понравилось учиться, и читать стал запоем. Всего Шекспира, Достоевского. В итоге шел на красный диплом. Но меня подвел французский. В школе учительница по этому предмету довольно рано поняла, что со мной лучше договариваться по-хорошему. И предложила: «Ты обеспечиваешь порядок на моих уроках, а я тебе за это ставлю хорошие оценки». Я сидел за последней партой и играл в карты с дружком, а в классе стояла идеальная тишина: если бы кто-то из ребят пикнул, помешал учительнице, получил бы от меня в ухо. В итоге на языке Бальзака я умел только считать до десяти, но в аттестате у меня стояло «4». Мария Михайловна — мой педагог по французскому в ГИТИСе — недоумевала, как так может быть?! И когда Бородин на четвертом курсе подошел к ней: «Сычев отличник, только с вашим предметом у него проблема...» — она ответила: «Я через себя не могу переступить. Пятерку не поставлю. А четверку натяну...»
— После получения диплома Бородин взял вас к себе в театр, который когда-то назывался Центральным детским, а ныне — РАМТ...
— Алексей Владимирович ввел нас, своих студентов, в репертуар театра еще на первом курсе. Мой мастер меня любил. Тем не менее вначале в театре у меня были небольшие роли, причем в основном комедийные (хотя я считал и до сих пор считаю себя больше драматическим артистом). А главные, например Том Сойер, доставались Илюшке Ильину. Но потом он ушел служить в Театр Российской армии, и Бородин отдал мне его роли, включая Тома Сойера. Несмотря на это, я из театра через пару лет ушел. И с профессией актера вообще завязал...
— Почему?
— Потому что это были 90-е годы, и артисты получали нищенские зарплаты. Я не мог позволить себе поужинать даже в нашем недорогом служебном буфете. Спасибо, что нам, актерам, выдавали бесплатные проездные, чтобы мы могли приехать на работу. А я в 20 лет уже женился, однако не мог содержать даже себя одного, не то что жену. Что касается кино, то на первом курсе поступала куча предложений, но нам запрещали сниматься под угрозой отчисления. На втором звонков стало меньше. А на третьем начало разваливаться советское кино. В итоге после вуза я вместе с курсом снялся только в небольшой роли в первом российском сериале «Мелочи жизни» (главную роль играла Таня Матюхова). И потом обо мне кино забыло...
Чтобы выжить, в свободное от работы в театре время снова начал безобразничать. Я же ничего больше не умел: либо хулиганить, либо в кино сниматься. Тогда, в 90-е, все это — стрелки, разборки, рэкет — казалось романтикой. А на самом деле сколько тогда моих друзей поубивали, постреляли! А меня вот Бог спас...
Но на съемки все-таки тянуло. И я чувствовал, что с моей криминальной жизнью надо заканчивать. В 1999 году заехал на «Мосфильм», чтобы оставить свое фото в актерском агентстве «Экран». И его увидел Роман Качанов, который готовился снимать фильм «ДМБ». А мы же с ним в одном районе выросли. Звонит мне: «Вовка, я, когда твое фото увидел, обалдел! Ведь ты теперь вроде совсем другими делами занимаешься». А я: «Ну вот, тянет обратно, в кино». — «Больших ролей у меня в картине не осталось, выбирай любой из двух эпизодов». — «Да какой дашь, тот и сыграю». И я вернулся в кино в роли стюарда на корабле. Потом пошли другие эпизодики...
— Не обидно было?
— Несколько лет назад в программе НТВ «Короли эпизода» меня спросили: «Вы в детстве были мегапопулярным: главные роли в кино, «Ералаш». А сейчас такая невостребованность... Как же так?» Я ответил: «Значит, не время пока». Действительно, после эпизодов появился проект «Дворик», а в нем почти 200 серий. У меня там была уже одна из главных ролей — Толика. Платили копейки, даже по тем временам. Но я получил прекрасный опыт: 24 съемочных дня в месяц, в день мы снимали по 17 сцен! И я учился укладывать в голове большие объемы текста. Затем вышел сериал «Бабло», в нем меня увидели продюсеры «Физрука». И я попал в проект, который «выстрелил». Да, в кино я успел вскочить на подножку уходящего поезда.
— Сразу поняли, что «Физрук» станет вашим вторым звездным часом?
— Нет, об этом не думал. Просто, когда дома читал сценарий, ржал! Ко мне жена подходила: «Потише, ребенка разбудишь». Понимал, что сценарий — бомба, что очень хочу сыграть в нем. Но того, что сериал побьет все рейтинги, не предполагал...
Кстати, Нагиев в проекте появился не сразу. Роль писали на Фоменко, а он отказался. Ее предложили Пореченкову, он тоже отказался. Со мной на пробах был Епифанцев, но его не утвердили. Еще на роль Фомы хотели взять Тактарова. А в итоге пригласили Димку. Я-то его знал как крутого шоумена и телеведущего. А вот как актера не очень. Ну, ходил он с хвостиком в «Каменской» — по-моему, ничего особенного. А вот в шоу «Осторожно, модерн!» у него были яркие образы...
И вот на пробы приходит Дима, весь такой модный, в красных ботинках. Нас представила девочка-режиссер: «Владимир Сычев — Псих, Дмитрий Нагиев — Фома. У вас десять минут посмотреть текст. И в кадр». Протягиваю Нагиеву руку, а он: «Я «Бумер» смотрел раз сорок. Мой любимый эпизод там — где ты Мерзликина бьешь. Мы даже с ребятами спорили: по-настоящему ты ударил? И, конечно, мое поколение выросло на «Ералаше». Я подумал: «Нагиев нормальный мужик! Так грамотно к себе раз — и расположил».
— А в театр вы вернулись?
— Я бы хотел выходить на сцену. Ведь в театре актер может экспериментировать, развиваться в одном и том же образе. И в антрепризные спектакли меня давно зовут. Но у меня очень много работы в кино. А я если за что-то берусь, то делаю это на сто процентов. Если звонят: «У нас есть готовый прекрасный спектакль, мы вас за пару дней туда введем», всегда отказываюсь. Я привык работать «по школе», когда тщательно разбирают текст, потом долго репетируют.
Так что у меня сейчас полная занятость в моей основной профессии, которую очень люблю, — в кино. В этом году с апреля по декабрь практически не было выходных: параллельно три проекта, причем съемки в разных городах. Смена 12 часов в Москве в одном образе, в ночи перелет в Минск — и снова 12 часов на площадке уже в другом образе. Порой сильно устаю.
Нет, конечно, когда так много работы, главных ролей, это очень хорошо, я же люблю свою профессию. Просто годы летят, и я согласен с Димой Нагиевым, который как-то сказал: «Я всю жизнь мечтал играть главные роли. А теперь понимаю, что главная роль — это когда нет ни одной сцены без тебя, а значит, практически нет выходных. И даже отдохнуть в гримерке в течение дня не удается, ты все время в кадре...» И в какой-то момент решил: работа работой, но во всех проектах не снимешься и всех денег не заработаешь. Дети растут... Поэтому два раза в год теперь четко беру отпуск на пару недель. И в эти числа ни за какие деньги не снимаюсь.
— У вас две дочки. Они мечтают, как папа, сниматься в кино?
— Ане (ей сейчас 13 лет) и Маше (ей 11) нравится ходить со мной на премьеры, выходить на красные дорожки, они говорят: «Хотим быть актрисами!» Но когда девочки снялись вместе со мной в кино, их взгляд на профессию немного изменился. Аня сыграла в эпизоде в фильме «Повар из Неаполя» (продолжении картины «Добро пожаловать в семью»). А вот у Маши в драме «В потоке трех стихий» была большая, трудная роль. Когда она приезжала со съемок и без сил падала в кровать, я у нее спрашивал: «Теперь понимаешь, почему, когда я возвращаюсь с работы, а вы с Аней бежите ко мне: «Папочка, давай поиграем, погуляем», отказываюсь и плюхаюсь спать?» — «Понимаю...»
— А есть роли, которые вам особенно трудно дались?
— Я сыграл много отрицательных героев, разных негодяев, но такую мразь, как в сериале «Жизнь по вызову», ни до, ни после не доводилось. Согласился, потому что мы с Сариком Андреасяном давно дружим. И потом, я не думал, что все будет до такой степени откровенно. После каждой смены, приезжая домой, первым делом шел в душ и стоял там под водой по 40 минут, чтобы смыть с себя весь негатив. Я же говорю: работать вполноги, не погружаясь в историю, не могу!
