«Когда я пришла на первую смену, чтобы озвучивать Надю в «Иронии судьбы...», ко мне подошла супруга Рязанова и прошептала: «Валя, надо спасать картину». Я обалдела. Звоню вечером ассистенту по актерам, спрашиваю: «Почему это Нина сегодня мне такие слова сказала?» — «А потому что состоялся черновой прогон картины. Скучища жуткая. И по студии уже пошли разговоры, что Рязанов наконец проваливается», — рассказала актриса.
— Валентина Илларионовна, вы открыли свой 65-й сезон в Театре имени Моссовета. В следующем году будете отмечать юбилей творческой деятельности — и уже готовите премьеру. А как все начиналось?
— На наш дипломный спектакль в ГИТИСе, где я училась на актерском, пришли представители Театра Моссовета: режиссер Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф, народный артист Борис Юльевич Оленин и директор театра Михаил Семенович Никонов. Мы играли спектакль «Цимбелин» по малоизвестной пьесе Шекспира. Я — принцесса Имогена, а Вадик Бероев — Постум. Нам удалось одолеть шекспировский текст, спектакль получился. И нас двоих с Бероевым пригласили в Театр Моссовета. Позже Михаил Семенович Никонов привел в театр много талантливой молодежи. Но мы с Бероевым были первыми, кто разбавил солидную возрастную труппу Завадского. Меня назначали в основном на роли молодых героинь второго плана, главным образом комсомолок в пьесах советских драматургов. При этом за первые шесть лет моей службы в театре ни Юрий Александрович Завадский, ни Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф (его бывшая супруга и постоянный сорежиссер) ко мне так с предложениями и не подошли.
А потом режиссер Инна Данкман назначила меня на роль Маргариты, дочки Людоеда, в детском спектакле «Когда часы пробили полночь» по пьесе Екатерины Борисовой. Моей героине рисовали усики, какая-то блюмбочка у меня на голове была. И в театре роль посчитали удачей. В честь премьеры в кабинете директора Михаила Никонова организовали шампанское. И Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф сказала: «Я поздравляю вас, Валя». А я возьми да и скажи: «Спасибо, но вам это не мешает не брать меня в свои спектакли». Она лишь ответила: «Посмотрим...» Так случилось, что вскоре в Театр Моссовета из Театра Пушкина вернулась Фаина Раневская, и на нее решили поставить спектакль «Дядюшкин сон» по Достоевскому. Директор театра посоветовал Ирине Сергеевне на красавицу Зинаиду взять артистку Талызину. С Фаиной Георгиевной мы впервые увиделись на репетиции. А я все фильмы ее знала… От волнения зажалась, задеревенела и разжаться не могла. А они — Ирина Сергеевна, Фаина Георгиевна Раневская, Константин Константинович Михайлов, Варвара Владимировна Сошальская — еще и говорили между собой на французском. А я в школе своего Борисовского зерносовхоза Омской области учила немецкий язык. Это вгоняло меня в ступор — на репетициях сидела тумбочка тумбочкой.
— Они это специально делали?
— Нет. Для них это было естественным общением. Они обсуждали что угодно, но не меня. Они вообще меня игнорировали. Наступило время прогонов, и Ирина Сергеевна сказала мне: «Валя, вы чувствуете, что заваливаете роль?» — «Чувствую». — «Ну, приезжайте ко мне домой, еще раз разберем обстоятельства, действия, внутреннее содержание роли, второй план». Я приехала, все разобрали. Прихожу на репетицию на следующий день — все то же самое: я тумбочка... Когда был готов мой костюм, меня облачили в кружевное платье, затянули в корсет, оголили плечи, сделали историческую прическу, надели серьги… Я подошла к зеркалу, которое и сегодня стоит у нас в театре перед сценой, смотрю в него и сама себя спрашиваю: «Кто это?» Через секунду понимаю, что это я. И тут же мне приходит в голову очень простая мысль: «А кого я боялась?» И пошла на сцену. У меня был монолог: «Князь, простите меня…» Я как упала на колени, как начала говорить свой монолог — свободно и просто, от всего сердца — до балкона. Фаина Георгиевна тут же прокомментировала: «Ирина, это же мелодрама!» — «Ничего, ничего, Фаина Георгиевна, — ответила Ирина Сергеевна, — пусть-пусть…» Она поняла, что меня наконец прорвало. И роль у меня пошла…
— А что было после премьеры? Вы ее отпраздновали?
— После премьеры Фаина Георгиевна пригласила нас к себе домой. Так как у нее дома из продуктов был только хлеб, по дороге мы купили бутылку вина и докторской колбасы. Сели за стол, но все время звонил телефон, и Фаина Георгиевна, конечно, отвечала. Это те, кто был на спектакле, звонили поздравить Раневскую. Мы только и слышали ее ответное: «Спасибо, спасибо, спасибо...» Раз, второй, третий, пятый… И наконец Ирина Сергеевна сказала: «Фаина, ну сколько же нам сидеть с полными стаканами?» Раневская закивала нам и произнесла в трубку: «Спасибо большое, но я не могу говорить — я с вами говорю из автомата». «Больше я к телефону сегодня не подойду», — заверила нас Фаина Георгиевна.
Знаменитый импресарио Соломон Юрок пригласил на гастроли в Париж три спектакля Театра Моссовета: «Дядюшкин сон», «Маскарад» с Мордвиновым и «В дороге» с Бортниковым. Но Раневская дипломатично отказалась от поездки. Она была очень умным, проницательным человеком и поняла, что для главной актрисы труппы — Веры Марецкой — на гастролях роли нет. Фаина Георгиевна сказала: «Я была в Париже, я училась в Париже, я туда ехать не хочу». Ну а если артистка отказывается, ее нужно заменить. А кем? Конечно, Марецкой. И кстати, Вера Петровна очень серьезно отнеслась к работе. В Париже ей выпало гримироваться в грим-уборной самой Сары Бернар. И от волнения Вере Петровне стало плохо с сердцем — антракт задержали на 40 минут.
Ко мне после спектакля подошла Эльза Триоле — маленькая, сухонькая старушка, сестра Лили Брик и супруга Луи Арагона. У нее на всю грудь была огромная брошь — бриллианты и бирюза, это я запомнила. Я перед ней стояла в гриме, в костюме Зинаиды, а она, протягивая мне руку, сказала: «Я пришла взглянуть на русскую красоту». Про себя я подумала: «Видела бы ты меня без грима». Потом во французских газетах были напечатаны хвалебные рецензии на наш спектакль и везде обсуждалась русская красота молодой актрисы, исполняющей роль Зинаиды. И мои сотоварищи артисты Витя Отиско и Вадик Бероев со смехом все это зачитывали: «Валька, иди сюда, ты посмотри, что про тебя пишут: высокий лоб, лебединая шея, осиная талия, царственные плечи… Валька, покажи, где это все у тебя?»
— Валентина Илларионовна, а когда вышел «Зигзаг удачи», в театре как отреагировали?
— Молодежь хорошо отнеслась — всем было интересно. Но любопытно, что на премьеру в Дом кино пришел и Юрий Александрович Завадский. Ему фильм тоже понравился.
— Как в «Зигзаг удачи» попали?
— Второй режиссер картины однажды спросила Вадика Бероева: «Нет ли у вас в театре актрисы — такой зануды в очках?» Он ответил: «Есть. Талызина!» И я пришла на пробы. Как мне потом сказали, Рязанову не хватило в моей игре комедийности. Но, видимо, лучше кандидатуры не было, и он назначил вторую пробу. Думаю: «Ах комедийности тебе нужно?!» Ну и поддала гротеска. Он меня и утвердил. Как оказалось, на эту роль рассматривалась Алиса Фрейндлих, но незадолго до начала съемок она призналась, что беременна. Недавно в интервью Фрейндлих сказала: «Я бы никогда не сыграла так, как сыграла Валя».
— Когда на съемочной площадке вы увидели своих партнеров, у вас возникло чувство робости перед ними: перед Евстигнеевым, Грибовым, Скобцевой?
— Конечно, еще какое! Меня просто лихорадило. И Евстигнеев, заметив это, подошел ко мне: «Слушай, у тебя первый съемочный день — я четвертинку купил. Разопьем после?» Я с радостью закивала. Не потому, что замаячила четвертиночка. А потому, что Евгений Александрович, заметив, как я волнуюсь, проявил человеческое участие.
Рязанов на съемках этой картины на меня постоянно орал. За все. Не так играю. И помню голос редактора картины Нины Скуйбиной (она потом стала супругой Рязанова): «Элик, ну почему ты так на нее кричишь?» — «А если на нее не кричать, — отвечал он, — она вообще ничего не сыграет». «Ошибаетесь, Эльдар Александрович», — думала я. А потом, когда смонтировали фильм, Нина сказала мне: «Валя, ты переиграла всех».
Так я попала в счастливую обойму любимых рязановских актеров. Он меня считал «своей». Правда, таких больших ролей Эльдар Александрович мне после не давал. Рязанова однажды спросили, почему он не назначил меня на главную роль в таком-то фильме. А он ответил: «У Вали слишком добрые глаза». Хотя однажды от роли у Рязанова я отказалась сама. Он предлагал мне сыграть одну из второстепенных ролей в фильме «Небеса обетованные», но мне надоели роли хабалок. И Эльдар Александрович с обидой сказал: «Гордая ты». Вместо меня в фильме замечательно сыграла Нина Русланова.
— В «Стариках-разбойниках» Эльдар Рязанов дал вам роль секретарши-модницы. Вам самой понравился ваш образ?
— Понравился. Придумали его мы с гримером картины Ольгой Матвеевной. Рязанов, конечно, хотел опять меня увидеть в каком-то нелепом комичном образе. Но мы с гримером дружно сказали: «Хватит! Делаем красивую!» И он это принял — на этот раз орать не стал.
— Там вы снова встретились с Георгием Бурковым, Евгением Евстигнеевым — вашими коллегами по «Зигзагу…»
— Да. Жора Бурков — мой дружбан номер один… Через годы после его трагического ухода из жизни меня пригласили в Пермь на открытие памятника Георгию Буркову. Местные олигархи построили новый квартал домов, на территории которого был скверик, где решили поставить что-то знаковое, символичное. А Жора Бурков родом из Перми... Я, конечно, согласилась приехать на открытие. Всю дорогу думала: ну что я могу сказать? Гениальный? Да, гениальный. Великолепный? Да. С колоссальным юмором? Да. Философ? Да. Невероятно наблюдательный? Да. Но этого мало. И вдруг я поняла: он «свой». Свой, рядом стоящий! И когда на церемонии открытия мне дали слово, я заорала на всю площадь: «Жора! Тебе поставили памятник, Жора!» А потом продолжила: «Знаете, что бы я ни сказала про него — все будет мало, он был для всех нас — свой». И все захлопали. Рязанов, кстати, его любил и всегда хохотал, когда Бурков импровизировал.
А с Женей Евстигнеевым в «Стариках-разбойниках» мы встретились, как будто сто лет знакомы. Мы с ним встречались и в других картинах. Например, на Киностудии имени Довженко вместе снимались в фильме «Яма» по Куприну. Однажды в Москву нас отправили одним СВ. Перед выездом Евстигнеев дал мне задание: «Так, я купил бутылку, а ты закуску организуй». Я побежала в буфет и накупила всякой снеди. Только мы в купе накрыли «поляну» — стук в дверь. Это проводник: «Начальник поезда посылает вам…» На столе возникла вторая бутылка. Только мы налили — тук-тук. Заходит какой-то парень: «Жень, ты меня узнаешь?» Евстигнеев говорит: «Ну, положим». А я чувствую, что не узнает. Пришлось выпить с ним, еле выпроводили. И потом до глубокой ночи Евгений Александрович откровенничал со мной, отводил душу. Рассказал всю свою историю взаимоотношений с Ефремовым, про обиду на друга-худрука. Ефремов очень жестоко с ним обошелся, фактически уволив из МХАТа, куда когда-то сам и переманил из «Современника». Женя мне абсолютно доверял — как другу.
Утром мы сошли на обледенелый перрон Киевского вокзала. Женя предложил: «Давай я тебя отвезу домой». У него машина была у вокзала припаркована. Подходим к его «жигуленку», а тот не заводится: замерз. Тогда Евстигнеев говорит: «Значит, так. Я сяду за руль, а ты сзади толкай». Делать нечего, я навалилась на багажник и попыталась толкать, но сил моих не хватило. Хозяева припаркованной по соседству машины занимались тем же самым — их автомобиль тоже промерз. Узнав Евстигнеева, они предложили: «А давайте сначала нашу машину потолкаем, а потом вашу». И мы перешли толкать их автомобиль. Столкнули с места — он завелся. Потом Женя сел за руль, столкнули нашу машину. Я прыгнула на первое сиденье, а Евстигнеев просит: «Держи дверь, она у меня открывается». Так и доехали до моего дома.
— А как сложилось общение с Юрием Никулиным?
— Юрий Владимирович мне симпатизировал и однажды очень помог. У меня набралась уже солидная фильмография, но не было звания, поэтому ставку в кино мне платили минимальную — 16 рублей. А у меня семья… Подхожу к Эльдару Александровичу: «Помогите…» — объясняю ситуацию. «Так, пошли!» — командует. И Никулину тоже: «Юра, пошли!» Втроем заходим в приемную к Гуревичу — заведующему актерским отделом «Мосфильма». Рязанов режиссирует: «Юра, ты — с одной стороны, я — с другой, а ты, Валя, в середине. Заходим в кабинет, падаем на колени и лбом в пол». Сказано — сделано. Зашли. Не здороваясь, бухнулись на колени и кланяемся. Гуревич в это время с кем-то разговаривал по телефону. Переводит на нас взгляд: «Все понял, идите». И мне сразу дали ставку 25 рублей.
— И на «Стариках-разбойниках», и на «Иронии судьбы…» редактором, как и на «Зигзаге…», работала Нина Скуйбина. Она-то и порекомендовала мужу пригласить вас озвучить Барбару Брыльску…
— Я Нину очень любила и уважала, а она любила меня. С озвучанием «Иронии судьбы…» у Рязанова сложилась тупиковая ситуация. Исполнительница главной роли плохо говорила по-русски. Он пробовал профессиональных актрис озвучания из так называемого «красного звука», но все ему не подходили. На восемнадцатой претендентке Рязанов отчаялся… А Нина Скуйбина и Лена Судакова, ассистент по актерам, ходили и «капали» ему: «Попробуй Валю Талызину». Он огрызался: «Что вы пристали ко мне со своей Валей, она играет в фильме учительницу-подружку, и играет неплохо. Что она, сама с собой в кадре будет разговаривать?» А я этого не знала, просто приходила на студию себя озвучивать. Неожиданно ко мне в раздраженном состоянии подходит Рязанов: «Я не против, чтобы ты попробовала озвучить». Думаю: «А мне и не надо. Я никогда никого не озвучивала». А Рязанов продолжает: «Если твой голос подойдет к голосу Аллы Пугачевой (которая исполняла в картине песни. — Прим. ред.), тогда озвучивай». Я встала к пульту, сделала пробу голоса и замолчала. И вдруг он говорит: «Да, конечно». А когда я пришла на первую смену, чтобы озвучивать Надю, ко мне подошла Нина и прошептала: «Валя, надо спасать картину». Я обалдела. Звоню вечером ассистенту по актерам Лене Судаковой, спрашиваю: «Почему Нина сегодня мне такие слова сказала? Кого спасать? Почему спасать?» — «А потому, — отвечает Лена, — что состоялся черновой прогон картины. Скучища жуткая. И по студии уже пошли разговоры, что Рязанов наконец проваливается».
— Эльдар Александрович поблагодарил вас, когда судьба «Иронии судьбы…» сложилась успешно?
— Никогда. Однажды мы сидели в ожидании рейса в аэропорту — вылет задерживали, — и Рязанов мне сказал: «Ну, ты стихи неплохо в картине прочитала». Имелась в виду «Баллада о прокуренном вагоне» Александра Кочеткова. Я ответила: «А помните, как вы орали на меня на озвучании?» — «Ну, если бы я не орал, ты бы так хорошо их не прочла»… В день записи стихов Рязанов после первого дубля «изгалялся» надо мной: ты не держишь ритм, не держишь рифму, еще что-то там не держишь… Я так разозлилась, выругалась про себя. Ну, думаю, я тебе сейчас все сделаю: и рифму, и ритм. И отчеканила ему стихотворение, как он хотел. Но я знала, что будет и третий, контрольный дубль. Перед которым выдохнула. «А теперь, Валя, — как перед Богом!» — сказала себе. И начала читать, как чувствовала... Когда смотрела готовую картину у себя дома, задалась вопросом: «Какой же дубль, Эльдар Александрович, ты в итоге выбрал?» И увидела, что в фильм вошел, конечно, третий.
— И много было замечаний от Эльдара Александровича при озвучании?
— Нет, потом замечаний уже не было. Но он и не хвалил. Спустя 40 лет, в марте 2014 года, у меня был творческий вечер-концерт в киноклубе «Эльдар». Рязанов с третьей женой Эммой Абайдуллиной присутствовали в зале. И со сцены я сказала одну фразу, которая, конечно, его пронзила в самое сердце: «Душа «Иронии судьбы…» — это не душа актрисы, которая играла главную роль, и не душа актрисы, которая пела за главную героиню, и не душа актрисы, которая говорила за главную героиню. Душа «Иронии судьбы…» — это Нина Скуйбина». А Нины уже 20 лет не было на свете — она ушла в 1994-м. После этих слов Эльдар Александрович встал и сказал: «Валя, все, что ты делаешь, ты делаешь превосходно».
— А как вам работалось в студии с Яковлевым, с Мягковым?
— С Яковлевым было хорошо, комфортно — это было партнерство. А с Мягковым, помимо работы с микрофоном, мы не сказали друг другу ни одного слова. Он не шел на контакт.
— Валентина Илларионовна, многие знают вас как комедийную актрису, но в вашей фильмографии немало драматических ролей. Одна из них — в картине «Непрофессионалы» Сергея Бодрова-старшего. Знаю, что это ваша любимая роль. Как вы попали на «Казахфильм»?
— Я прочитала сценарий. Главная героиня — женщина, проживающая в доме престарелых, у которой погибли все близкие. Единственная отрада в жизни — корова. Но и ее убивают… Для проб я выбрала соответствующий «наряд». Взяла розовый халатик, в котором всегда пол мыла дома. Бодров, сделав пробу, сказал: «Мне очень нравится, я вас беру!» Я говорю: «Надо моей героине костюм придумать». — «Не надо, — отвечает, — в этом и будете сниматься». Но мы с костюмерами, конечно, дополнили образ моей героини. Нашли беретку, под которую я полностью убирала волосы, черные байковые штаны и черную огромную футболку — из-под нее и выглядывал мой халатик.
Картина стилизована под документальную. Съемки проходили в реальных интерьерах захолустного дома престарелых. Большинство героев в кадре не актеры, а реальные постояльцы этого дома. Ну а из профессионалов в картине снимался, например, молодой Игорь Золотовицкий — это всего лишь его третья работа в кино. Потом при встрече он мне говорил: «Я у тебя учился, как жить в кадре». Фильм «Непрофессионалы» вошел в золотой фонд картин, снятых на «Казахфильме». А я получила на международном кинофестивале в Турине приз за лучшую женскую роль. Не утратила картина актуальности и сегодня. Она о сострадании.
— Мог ли кто тогда подумать, что Игорь Золотовицкий станет ректором Школы-студии МХАТ… Когда ваша внучка Настя Талызина надумала поступать в театральный, не обращались к нему?
— Если бы я попросила за внучку, он бы, конечно, не отказал — Игорь всегда ко мне относился очень хорошо. Но мы выбрали Щепкинское училище. На экзаменах Настя основную программу представила хорошо, и ее спросили: «А вы кудри каждый день завиваете на гвоздик?» — «Нет, — ответила внучка, — у меня они от природы». — «А к артистке Талызиной вы имеете отношение?» — «Это моя бабушка». — «Хорошо, спойте нам что-нибудь». Настя взяла в руки гитару и говорит: «Ну, держитесь». И спела «Вагончики» («На Тихорецкую состав отправится…») из «Иронии судьбы...». Внучка специально научилась играть на гитаре ради этого... Настя попала на курс к педагогу Владимиру Сулимову, артисту нашего Театра Моссовета. С Володей мы прошли огонь и воду, а сегодня вместе играем в спектакле «Волки и овцы».
— Сегодня Анастасия Талызина уже популярная актриса. Она советуется с вами? Прислушивается?
— Сейчас — не особо. Я ни для дочки — актрисы Ксении Хаировой, ни для внучки не авторитет. Но когда Настя училась — советовалась. Бывало, Настя из института приходила со слезами. А я так разбирала ее роль и ситуацию, так все выворачивала и преподносила, что в итоге внучка хохотала. Насте было пять лет, когда по телевизору она увидела сказку «Бременские музыканты» и сказала, указывая пальчиком на экран: «Я хочу туда». Я тогда ей ответила: «Миленькая моя, за то, чтобы быть там, надо отдать всю свою жизнь». Сегодня Настя Талызина «не выходит из кадра» — одновременно играет по несколько главных ролей у лучших режиссеров. Но это кино, а я всегда за театр. Много лет убеждала внучку, что полноценной актрисы без театра быть не может. И, кажется, наконец-то убедила. Вместе с дочкой и внучкой мечтаю сыграть на сцене родного театра в «Пиковой даме». Настя сыграла бы Лизавету Ивановну, а Ксения — графиню в молодости. Но пока это только актерские мечты, которые, к сожалению, редко осуществляются. Приходится самой пробивать постановку, уговаривать, доказывать. Удастся ли мне это — не знаю… Такая уж моя судьба, что все свои премьеры последнего десятилетия в Театре Моссовета мне приходилось «пробивать», раз за разом доказывая, что могу играть в этих спектаклях. Так было и с «Вассой», и с премьерой прошлого сезона «Волки и овцы»…
— Но вы это осуществили! И «Васса» имела огромный успех! Это абсолютно новаторский спектакль с очень неожиданными актерскими находками. Ваш образ захватывал своей глубиной, проницательностью, жертвенностью, противоречивостью поступков. Меня всегда поражает многогранность ваших образов, а следовательно, и вашего таланта. В классических постановках в финале Васса Железнова обычно умирает или теряет сознание, а ваша Васса запела. И в этом был особый драматизм. Я видел спектакль несколько раз и всегда наблюдал, как руки зрителей тянулись к глазам, чтобы утереть слезы...
— Следующей моей мечтой было сыграть Мурзавецкую в пьесе Островского «Волки и овцы». Я вынашивала эту роль пять лет. И в январе этого года состоялась премьера. Моя Мурзавецкая — обнищавшая дворянка, вынужденная идти против совести, но осознающая, что поступает не по-божески…
— Опять ошеломительный успех и опять противоречивый образ. На поклонах зрители приветствуют актеров овациями стоя. Сегодня это один из самых кассовых спектаклей Театра Моссовета. Зритель идет «на Талызину», и вы его ожидания оправдываете. Игорь Яцко поставил эту комедию Островского в лучших театральных традициях — получился светлый, добрый, яркий музыкальный спектакль.
— Мне бы хотелось отметить и художников спектакля Виту Севрюкову и Марию Рыбасову. Они создали великолепные костюмы и декорации. И, конечно, благодарю моих замечательных партнеров. У нас сложился настоящий ансамбль. И если нам, дай Бог, удастся пробить «Пиковую даму», мне бы очень хотелось, чтобы к репетициям мы приступили тем же составом и с Игорем Яцко у руля.
— Валентина Илларионовна, 64 года в одном театре — это жизнь. Она не всегда складывалась благополучно, поэтому вы участвовали и в постановках других театров — весьма успешно. Знаю, что в некоторые вас приглашали перейти на лучших условиях. Что вас держит в Театре Моссовета?
— Стены и души, которые в них обитают.
