Пять лет прошло с момента ухода легендарного артиста. К памятной годовщине сестра Иосифа Давыдовича Гелена Кандель поделилась с нами уникальными воспоминаниями членов семьи певца, его друзей и коллег. Полностью они войдут в книгу «Иосиф Кобзон. Мгновения...», а сейчас у наших читателей есть возможность познакомиться с самыми интересными фрагментами из нее.
Гелена Кандель, сестра Иосифа Кобзона:
Память уводит в далекие времена, в дом нашего детства в Днепропетровске, когда вся семья собиралась за большим столом. Я счастливая: у меня пять братьев. Старшие братья — это так здорово! Учат заводить патефон, ставить пластинки... Когда собирались гости, все пели. Папа пел «Землянку», которая напоминала ему военное время, Сталинград. Иосенька пел песни по заказу папы и гостей. Я не отставала, взбиралась на табурет и тоже выступала. Иосенька водил меня в детский сад, защищал от мальчишек из нашего двора, исправлял оценки в дневнике, чтобы не ругала мама. Когда мне был поставлен сложный диагноз и рекомендована срочная операция, Иосиф сделал все, чтобы операцию провел в Москве лучший врач. Именно мой братик подписывал согласие на операцию: мне было 12 лет. Так он спас мне жизнь. Денег было очень мало, но брат купил цветы и ананас, чтобы я, проснувшись после наркоза, увидела этот прекрасный букет...
Я очень хотела играть на фортепиано, но меня не принимали в музыкальную школу, потому что мне было двенадцать. А я уже два года занималась с педагогом и делала успехи. Тогда Иосиф привел меня в школу имени Гнесиных. Педагоги решили, что я поступаю в училище. Когда же Иосиф сказал, что я только два года занимаюсь, они вручили письмо в ЦМШ города Днепропетровска с просьбой принять меня в школу. Таким образом была исполнена моя мечта и начертана линия дальнейшей жизни.
Но вернемся в 1958 год. Иосиф пришел из армии. Он твердо решил учиться петь. Ему посоветовали вместе с выпускниками музыкального училища поехать в Москву. Мама поддержала его. Иосиф успешно сдал экзамены сразу в несколько вузов, но все-таки решил учиться в Гнесинке. Когда увидел свою фамилию в списке зачисленных, дал телеграмму домой. Боже, какое это было событие! Иосиф будет учиться в Москве! Ему предоставили общежитие, в комнате было семь человек. Но ничего не смущало: ни расстояние между общежитием и институтом, ни материальные трудности. Студентов сразу послали в колхоз убирать картошку, брата избрали бригадиром. В его бригаде был парень по фамилии Тухманов, которого все звали Адиком.
Позже Иосиф скажет: «Знал бы я, каким композитором станет Тухманов, сам бы за него картошку копал». Они стали лучшей бригадой. В общежитие привезли по мешку картошки, хранили под кроватью. Эта картошка потом спасала всех от недоедания. Папа, приходившийся Иосифу отчимом, приехав в Москву, навестил его в институте. Пошли обедать в столовую. Отец, заметив, что Иосиф голодный, заказал ему сразу два обеда: «Сынок, как же ты так можешь жить?» — «Ничего, выдержу, главное, что я могу учиться!»
Июль 1960-го, маму вызывает в институт заведующая кафедрой сольного пения — к тому времени мы уже переехали в Москву, чтобы я продолжила обучение в Гнесинском училище. Профессор объясняла маме, что они мечтали воспитать оперного певца, а он «пошел на эстраду петь песенки». Но мама ничего не могла изменить: колесо фортуны было запущено. Какой же это был праздник, когда Иосиф первый раз выступил на телевизионном «Голубом огоньке»! Мама целовала телевизор. У нас хранятся письма, где он подробно рассказывает, что купил пальто, рубашку, шапку, по какой цене. Шаг за шагом он шел к успеху. Трудился день и ночь. Начал подрабатывать в цирке, пел в прологе, получал по три рубля. Мог с однокурсниками пойти на Рижский вокзал разгружать вагоны. И при такой непростой материальной ситуации ухитрялся покупать подарки маме, папе, мне. Очень трогательная была посылка с теплыми ботиночками, а в них спрятаны конфеты — сюрприз.
В 1970 году папы не стало. Иосиф очень тяжело пережил внезапную смерть отчима. После ухода папы стал мне не только братом, но и отцом. Строго следил за моей учебой, молодыми людьми. Повел под венец. Забирал из роддома с дочкой Марьяшей. Нет в жизни события, в котором бы он не принял участия. Как же было спокойно и надежно за спиной брата!
Выросший и воспитанный в Советском Союзе, брат свято относился к Родине, к матери, к семье. В одном из интервью он сказал: «Нельзя осуждать свою Родину, как и свою мать». И такое же трепетное отношение было у него к песне, к сцене. На сцену он стремился, на сцене забывал обо всем. К годовщине ухода брата мы подготовили книгу о нем. В нее вошли воспоминания не только самых близких, но и людей, работавших, друживших с ним: артистов, литераторов, врачей, космонавтов, художников, политиков — всего 72 статьи...
Мама мечтала, чтобы у Иосифа была семья, дети. Его первые браки оптимизма не внушали. И вот свершилось! В 1971 году Иосиф женился на девушке из Ленинграда Нелли. Мама полюбила ее и относилась к ней как к дочери, а мне Нелли стала сестрой. Двадцатилетней Неллечке было непросто: чужой город, Иосифу 33 года, состоявшийся человек. Люди из окружения мужа — довольно солидного возраста, ей с ними было поначалу скучно. Но со временем Нелли освоилась и подружилась с женами композиторов, поэтов. Вскоре она подарила Иосифу сына Андрюшеньку, а спустя несколько лет — дочь Наташу. Как мама была счастлива! Нелли создала очень красивый дом, второго такого я не знаю. Быть женой такого человека — великий труд. Характер у моего любимого брата непростой, но Неллечка умела сглаживать какие-то острые жизненные ситуации, мирить его с друзьями. И в награду Господь дал им пять внучек и двух внуков.
Нелли Кобзон:
Иосиф, ты часто снишься мне. Стоишь с огромным букетом розовых гвоздик и звонишь в дверь с табличкой «Квартира образцового содержания» в доме на улице Рубинштейна, где я живу с мамой и младшим братом. Или другой звонок — уже не в дверь, а по телефону. Я хватаю трубку: «Да, добрый вечер! Мне сейчас неудобно говорить — я смотрю «Кабачок «13 стульев»... Сочи? Какие Сочи, вы что? В качестве кого я с вами туда поеду?.. В качестве невесты?!» Моя мама, Полина, подбегает, машет руками, шепотом кричит: «Неля, соглашайся!» — и выхватывает у меня трубку...
И вот я уже с мамой, с тобой и музыкантами сижу в ресторане «Кавказский аул» в Сочи. Все пьют и едят, смеются, поднимают тосты. Я натянуто улыбаюсь. Мне неловко и хочется провалиться куда-нибудь. «Очень вкусно. А что это за мясо?» — спрашиваешь ты у официанта. «А-а-а, это наше фирменное блюдо! Жареные бараньи яйца!» Я ужасно стесняюсь. Еще несколько секунд сижу за столом, деликатно встаю и иду к выходу. Меня догоняет мама: «Неля, ты куда убежала? Тебе тут не нравится?» — «Мама, я пойду в гостиницу. Я не знаю этих людей, я не понимаю их шуток, я хочу домой!»
«А вы гости Иосифа?» — сказал непонятно откуда вдруг возникший рядом с нами мужчина. Я даже рот раскрыла от удивления. Это был Владимир Высоцкий! А с ним — невозможно красивая женщина, похожая на иностранку. «Володя. — Он протянул руку. — А это Марина, моя жена, познакомьтесь». — «А вы актриса, да?» — я смотрю на Влади во все глаза. Она улыбается и пожимает мне руку. «Ну что, девушки, идемте доедать бараньи яйца?» — говорит Высоцкий. И мы все вместе возвращаемся в ресторан. Пока Владимир Семенович здоровается со всеми, ко мне подходит Влади. «И что же, нравится он тебе?» — кивает она на Иосифа. Марина говорит с небольшим акцентом и полуулыбкой. «Я не знаю», — отвечаю. А я и правда не знаю. «Знаешь, что самое главное? Только ты — женщина — можешь открыть мужчине мир, который он не увидит без тебя. Кем бы мужчина ни был — артистом или простым инженером. Этот дар есть в каждой женщине».
Мы с мамой в гостинице, в нашем номере. Дождь барабанит по подоконнику. Вдруг — стук в дверь. За дверью стоишь ты. Промокший. С надувным матрасом в руках. «Вы плавали на матрасе?» — улыбаюсь я. «Бегал в соседний корпус. Я свой номер отдал Володе с Мариной. Можно я у вас на балконе переночую? На матрасе». Мы с мамой переглядываемся. «А там не мокро?» — беспокоится мама. Я иду проверять. Пока мы с мамой устраиваем постель на балконе, дождь заканчивается. Ты просишь разбудить тебя в восемь утра, если мы с мамой проснемся раньше тебя.
Завтра три концерта подряд. Я просыпаюсь рано утром и встаю, чтобы посмотреть на часы. Время семь, но спать уже совсем не хочется. Аккуратно, чтоб не разбудить маму, я открываю балкон, выхожу и чуть не наступаю на тебя. «Я совсем забыла, что вы здесь! — тихо смеюсь я. — Посмотрите, как красиво!» Над морем встает солнце, мы долго смотрим на восход молча. Тишина, только вдалеке кричат чайки. Небо становится розово-оранжевым, редкие облака подсвечиваются золотом. Начинается новый день... и новая жизнь. Мы оба это чувствуем.
Вечером ты поешь в концертном зале Сочи. В зале аншлаг. Но кажется, что мы здесь вдвоем, и ты поешь только для меня, глядя мне в глаза. После поездки в Сочи ты зовешь меня с собой на гастроли по Прибалтике. Я отвечаю, что поеду, но только в качестве твоей жены. И ты делаешь мне предложение. Все происходит так быстро! Уже теперь я понимаю: когда судьба — все происходит быстро. И вот мы едем в Москву знакомиться с твоими мамой и сестрой. Я страшно волнуюсь. Но они меня принимают очень доброжелательно, красиво. Накрыли стол, расспрашивают про мою семью. А потом мы идем в ресторан «Арбат», где нас уже ждут твои друзья: Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Ян Френкель, Марк Фрадкин, Оскар Фельцман, Муслим Магомаев, Владимир Чижик, Игорь Иванов, Борис Брунов с супругой Марией Васильевной, которая стала мне в Москве второй мамой. Было это в сентябре, а уже 3 ноября мы сыграли свадьбу — в Ленинграде.
На мне невероятное белое платье, которое шила одна из лучших модисток Ленинграда! Приехали все твои друзья. Было человек сто — немыслимо много по тем временам! Я ушла помыть руки и привела с собой 40 итальянцев — они поймали меня с криками: «Belissima!» — и все пришли на нашу свадьбу! Как было весело! Ты пел, все танцевали. А потом мы уехали в Москву — уже на свадьбу твоей сестры Гелы. На свадьбы ты потратил все деньги, тебе пришлось сразу занимать и отрабатывать! И вот мы едем в Прибалтику на гастроли. Таллин, Рига, Вильнюс, Каунас. Когда мы выходим из поезда в Таллине, нас встречают с цветами, и администратор говорит: «Иосиф Давыдович, у нас каждый вечер будет концерт, а днем у вас — свободная программа.
Мы вам хотим показать наши красоты». Я в недоумении: «Как это — каждый вечер концерт?! А как же наш медовый месяц? Нет, каждый вечер по концерту мы работать отказываемся!» И тогда ты говоришь: «Работаем по два!» Это был хороший урок для меня на всю жизнь. Ты сам все решишь. А я просто буду рядом — и мы справимся с чем угодно. Мы были всегда вместе. Сначала меня оформили как машиниста сцены. Потом я стала твоим костюмером, потом вела концерты. Мы ездили по всей стране. Каждый день новый город. Банкеты, аншлаги, овации, море цветов.
Афганистан, 1986-й. Ты поешь для бойцов. Во время концерта я слышу залпы. Ты поешь громче, чем грохот выстрелов, и твой голос отвлекает уставших бойцов от бесконечной военной работы. Рядом со мной стоит Руслан Аушев. Наклонившись ко мне, он говорит: «Залпы в честь юбилея вашей свадьбы с Иосифом». Я не понимаю, шутит он или нет, на всякий случай улыбаюсь и говорю: «Спасибо за такое оригинальное поздравление».
Однажды Виктор Петрович Елисеев, главный дирижер ансамбля МВД, пригласил тебя на гастроли в Италию! И сам папа римский назначил вам аудиенцию! И вот мы в Ватикане! Необыкновенная красота! Все так торжественно! Входит папа и предлагает Иосифу спеть. На следующий день мы идем по Риму и тебя узнают люди. Приветствуют как национального героя!
...Когда я в первый раз увидела тебя, ты был совсем не похож на свой экранный образ. Высокий, красивый, харизматичный, стильно одетый. Я вышла за тебя замуж, когда мне было 20 лет, и ты меня многому научил, воспитал, организовал. Что-то я постигала вопреки тебе, что-то назло, что-то во имя тебя. Мы были совершенно разными людьми, но ты всегда вел себя со мной на равных. Я тебе за это очень благодарна. Мне никогда не бывало с тобой скучно: твое настроение менялось с невероятной скоростью, и все твои эмоции отражались на твоем лице. Ты негодовал, радовался, злился... Ты всегда был человеком не слов, а дела. В свои последние годы ты стал таким потрясающим отцом, мужем, дедушкой! Ты всегда был таким, но у тебя не было времени и повода это показать. И наконец ты растворился в семье...
Виктор Елисеев, главный дирижер Академического ансамбля песни и пляски войск нацгвардии РФ, народный артист РСФСР:
Для меня было большим счастьем много лет работать с Кобзоном. В 1988 году мы были приглашены в Италию на 20 концертов. Это была наша первая капиталистическая страна, прежде мы выступали только в соцстранах, а это разница большая. В Италии были цирковые арены, рассчитанные на три-четыре тысячи человек. Особенно меня поразил миланский Дом спорта. Кобзон пел Ave Maria и Arrivederci Roma, публика орала от восторга. Люди начали спускаться к артистам. Музыканты и хор еле ушли, у половины были оторваны пуговицы... Кстати, Arrivederci Roma Иосиф Давыдович выучил очень быстро, чему я удивился — мне это удалось только после нескольких репетиций. Итальянская публика так хорошо нас принимала, что вместо 20 концертов мы дали больше, объехав все побережье Италии начиная с Неаполя. В Неаполе выступили на стадионе для 18 тысяч зрителей, и был полный аншлаг.
В конце концерта публика встала и стала кричать футбольные кричалки. А когда наш солист Володя Бака спел O sole mio, стадион просто взревел! Смотрю на Иосифа: он такой гордый. Больше я его таким не видел, пожалуй, никогда. Нас пригласили в Ватикан к папе римскому Иоанну Павлу Второму. Я тогда еще никогда в жизни не видел рамки металлодетекторов, которые сейчас стоят у нас в каждом торговом центре. А перед Сикстинской капеллой из-за них скопилась очередь. Мы Иосифа пропустили первым. Он оборачивается к артистам и говорит: «У нас сейчас исторический момент! Мы попали в самое сердце католической церкви. У меня к вам огромная просьба: ни в коем случае к папе римскому не обращайтесь ни «батя», ни «пахан». Эта шутка приподняла нам настроение. Папа, поляк по национальности, хорошо владел русским языком. Он произнес длинную речь, после чего мы спели две песни: Кобзон — «Калинку» и Бака — Ave Maria. На «Калинке» папа стал даже пританцовывать. Иоанн Павел Второй благословил и Иосифа, и меня. На следующий день телевидение, радио, все газеты трубили только о нашем выступлении — это был триумф!
А в Вероне нас обокрали. В гостинице утром встречаемся на завтраке, а Нелли рассказывает: «Представляешь, какая история: открываю ночью глаза, а на меня смотрит какой-то мужик бородатый. Иосиф хватает ботинок и бросает в него. Он тут же убежал». И тут наш «казначей», в номере которого хранились 10 тысяч долларов на суточные артистам, побледнел и выскочил из-за стола. Возвращается через какое-то время и говорит: «У меня из номера украли все деньги и паспорт из пиджака». Все в трауре. Когда пришли полицейские, паспорт «казначея» нашли в мусорном ящике. Уже легче стало. Потом по описанию Иосифа, а память у него фотографическая, нашли-таки вора. Оказалось, что он еще в несколько номеров залез. Успел потратить лишь часть наших денег.
Когда Кобзон уже болел, его через меня пригласил на гастроли Ким Чен Ир, руководитель Северной Кореи. Из Германии после операции Иосиф приехал худой, как тростинка. Тем не менее передаю ему приглашение Ким Чен Ира. «Я поеду!» — отвечает. Взял Нелли в охапку, и мы полетели. Ким прислал за нами хороший самолет, «Ил-96». Дали первый концерт. Иосиф посмотрел на публику — и его прорвало: он произнес речь, говорил добрые слова и народу, и в адрес руководства. В конце выступления зал стал скандировать: «Кобзон, Кобзон!»
В Северной Корее культуре уделяется особое внимание. Творческим воспитанием детей начинают заниматься с трех лет, учитывая их способности. Однажды нас пригласили в Дом пионеров. Мы зашли в зал. Там сидели порядка 150 ребятишек-аккордеонистов. Они здорово играли, причем русские мелодии. Иосиф спрашивает: «А на баяне можете?» Они пожимают плечами: «Мы не знаем, что это за инструмент». Иосиф приезжает домой — и что вы думаете — на весь свой гонорар закупает 50 баянов и отправляет в Корею! На следующий год мы снова приезжаем в эту страну. Иосиф уже полон сил. Нас опять ведут в Дом пионеров. Выстраивается детский оркестр, и 50 маленьких музыкантов виртуозно играют для нас на баянах — это был подарок Иосифу.
У нас сложился крепкий союз — и творческий, и человеческий. И появилась одна традиция: он мне через день, а то и каждый день звонил в семь утра и спрашивал: «Не спишь?» — «Сплю!» — «Я не сплю, и ты не спи». И рассказывал очередной анекдот, после чего обсуждали рабочие проекты — за последние годы мы записали около 600 песен. Кобзон любил пошутить. Помню, в Челябинске мэр города говорит: «Вот Иосиф, наш мэтр». А Кобзон отвечает: «Не мэтр, а метр восемьдесят».
Мы его звали «человек-корабль». Более обязательных и надежных, чем Кобзон, людей я не встречал и вряд ли встречу. Если ты к нему обращался с какой-то просьбой, он все досконально записывал в блокнот мелким убористым почерком. Обычно за день у него скапливалось 30—40 просьб от разных людей. И он все выполнял, потом звонил: «Виктор, решим вопрос. Если сегодня не получится, то завтра буду встречаться…» К нему в офис в гостинице «Пекин» на девятый этаж выстраивалась огромная очередь, которая заканчивалась на первом этаже. Я всегда благодарю Бога, что он подарил мне дружбу с таким удивительным человеком.
Владимир Винокур, народный артист РСФСР:
В 1975 году я работал в ансамбле «Самоцветы». Однажды на стадионе мы давали сборный концерт, в котором участвовал Иосиф Давыдович. Он посмотрел, как я делаю пародии на Магомаева, на Лещенко, подошел ко мне и сказал: «Сынок, а ты на дедушку собираешься делать пародию?» Я не понял: «На какого дедушку?» — «На меня». А «дедушке» тогда было лет 38—39. Я говорю: «Хотелось бы». Он отвечает: «Ну, ты запомни, что я с детства активно занимался боксом». Я запомнил. Мы потом сдружились, и до последних дней Иосиф Давыдович называл меня, Сашу Розенбаума и Леву Лещенко «сынками», так у него было три «сынка».
Смешная история произошла на очередном юбилее Иосифа. В это время президентом России был Дмитрий Медведев. Я позвонил, чтобы поздравить Иосифа Давыдовича. Ответил женский голос. Я подумал, что это Нелли, и сказал женским голосом: «Поздравляю вас с днем рождения супруга!» Женщина говорит: «Это не Нелли, а его помощница Лена». — «И вас, Леночка, поздравляю! Можно мне переговорить с Иосифом?» — «Он не может, он на сцене поет». — «Хорошо. Запишите тогда, что я звонила — Юлия Вениаминовна Медведева, мама Дмитрия Анатольевича». — «Ой, он только что вернулся со сцены, — тон помощницы вдруг переменился. — Сейчас возьмет трубку». Иосиф берет трубку и говорит: «Для меня большая честь, что вы, мама президента, поздравили меня, простого артиста». — «Это для меня, Иосиф Давыдович, большая честь, я выросла с вашими песнями, я вырастила хорошего мальчика, я сейчас плачу». Он: «Не плачьте, что вы! Будьте здоровы!» — «А давайте споем вместе мою любимую песню «Не думай о секундах свысока…» Блин…» Он, когда услышал «блин», сразу все понял и сказал: «Винокур, убью, сволочь!» С тех пор, когда я его поздравлял с днем рождения, он всегда ехидно уточнял: «Это вы, Юлия Вениаминовна?»
Мы его звали «скорая помощь»: он всегда всем помогал. Когда я попал в аварию в Германии, Кобзон первый приехал ко мне в госпиталь. Я попросил его помочь перевезти меня в советскую больницу. И он все организовал, а потом выступал у меня в клинике. У меня в архиве есть фотография, где я лежу, а он стоит у кровати и поет. Есть и другая фотография: Лещенко, Сашка Розенбаум и я — полуголые, с нарисованными на груди шестиконечными звездами. Так мы поздравляли Иосифа с шестидесятилетием, изображая уголовников с надпи-
сями-татуировками: «Не забуду маму Нелли. Отцу Иосифу посвящаем». А еще мы его звали «совесть нашей эстрады». Он ходил всегда с прямой спиной, наглаженный, в костюме, никогда не позволял себе джинсы и майки. То, как он работал, может служить примером для молодых исполнителей.
Клара Новикова, народная артистка России:
Мне так его не хватает… Это была такая скала! Такая надежная спина, за которой можно укрыться! Рядом с Кобзоном я чувствовала себя защищенной. Хотя попросила помощи у него всего один раз — не для себя, конечно. У нашего звукорежиссера была славная дочка, красавица — глаз не отвести. Добрейшее существо! Эта девочка у меня на глазах выросла… И произошла нелепая какая-то история, 16-летней девчушке назначили семь лет колонии! Я спать спокойно не могла. В кого она там превратится за это время? Я поплакалась Иосифу Давыдовичу. Он сказал: «Ничего не обещаю, но попробую что-то сделать». Оказалось, он немало времени потратил на эту историю: добивался пересмотра уголовного дела. Однажды звонит мне: «Клархен, подарок тебе на Восьмое марта. Освободили твою девчушку». А эта девочка, когда вышла из колонии, в ноги Иосифу Давыдовичу упала. Благодарила со слезами на глазах. Потом снова пришла к нему — рассказать, что ведет нормальный образ жизни, что стала примерной женой и матерью. Она родила двоих чудных мальчишек. А ведь всего этого могло и не случиться…
Не садиться перед выходом на сцену было его железным правилом — у него всегда были идеально отутюженные брюки. Он ждал своего выхода стоя, но, когда однажды я увидела его сидящим на стуле за кулисами, поняла, что он превозмогает боль и держится из последних сил… Я могла подойти сзади, положить ему руки на плечи. Он узнавал не глядя: «Клархен…»
Познакомились мы, когда я совсем еще молоденькая была. Участвовала во Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. После конкурса подходит ко мне сам Кобзон. У меня душа в пятки. Спрашивает: «Поедешь со мной в Минск на сольный концерт?» Ну конечно же я поеду! С самим Кобзоном! На радостях позвала на этот концерт своего минского приятеля с женой. Их дочке было года три-четыре. Им некуда было деть ребенка — взяли с собой. Мне Кобзон сказал: «Жди за кулисами, я тебя приглашу на сцену». Что ж, стою за кулисами на каблуках… Проходит час, второй… И это только первое отделение концерта.
Кобзон смотрит в кулису — думаю, сейчас позовет. А он смотрит на меня и поет: «Ты соткана из роз…» И опять не зовет. Наконец, через 2,5 часа, Иосиф Давыдович говорит: «Сейчас я бы объявил антракт. Кто хочет, конечно, может пойти покурить. Но я вам не советую, потому что хочу, чтобы вы познакомились с молодой артисткой». Собственно говоря, мое выступление было в антракте. Кто-то действительно пошел покурить. А мой приятель с дочкой и женой, понятно, не могли выйти — ноги размять. А потом снова появился Кобзон. И еще 3,5 часа продолжался концерт. Девочка описалась раз десять во время этого концерта. А памперсов тогда не было… Я много раз убеждалась в том, что люди никогда не уходили с концертов Кобзона — даже с самых продолжительных по времени. Не уставали, не пресыщались.
Когда прощались с Иосифом Давыдовичем в Концертном зале имени Чайковского, я была потрясена. Вокруг — людское море. Я никогда не видела сразу столько людей — безутешных, каких-то вдруг осиротевших. Ушел человек, который для нескольких поколений определял такие понятия, как порядочность, честь, патриотизм — как бы пафосно это ни звучало!
Любовь Корнилова, одна из выживших при теракте на Дубровке:
Помню, меня поразил гул от наших шагов в пустом вестибюле. Казалось, путь от ступеней концертного зала до военных, живым кольцом опоясывающих здание на Дубровке, растянулся в несколько часов. Я несла на руках младшую дочь, а Иосиф Давыдович вел старших. Он шел уверенной походкой, скалой укрывая собой детей, жавшихся к нему. Единственные слова, которые я смогла сказать в тот момент, были о том, что если когда-нибудь рожу сына, то назову ребенка его именем.
Но, обещав родить сына, через два года родила третью дочь. Решила назвать ее Катей в честь главной героини повести Каверина «Два капитана», по которой был поставлен мюзикл «Норд-Ост». От Иосифа Давыдовича в роддом мне прислали огромный букет роз с маленькой карточкой, на которой было всего одно слово, написанное его рукой: «Бракоделка». Помню день, когда мы крестили подросшую Катю. Храм святителя Филиппа в Мещанской слободе, лучи солнца, падающие на купель, и руки крестного, принимающие ребенка. Катя после купели расплакалась, а Иосиф Давыдович уверенно сказал: «Настоящая девочка растет! Раздели, искупали, и все прилюдно», — мол, заплачешь тут… Икона ангела-хранителя, подаренная крестным в тот день, стоит сейчас в нашем доме. В свидетельстве о крещении записано: «Воспреемник — Иосиф Кобзон». Правильное слово. Принявший. Ведущий по жизни. Таким он был для нас.
В 2009 году я наконец сдержала слово — у меня родился мальчик. Сын Иосиф. Дело было в начале января в подмосковном районном роддоме. И вдруг в день выписки раздается звонок — Иосиф Давыдович едет нас забирать. Звоню мужу советоваться — говорить врачам или нет? Решили не создавать ажиотаж, и тем ценнее была последовавшая живая реакция персонала. Девушка-медсестра, переодевавшая сына, вынесла его и вместо того, чтобы отдать ребенка моему мужу, положила сверток в руки Иосифа Давыдовича со словами: «Спасибо вам за ваше творчество, приезжайте к нам чаще».
Иосиф Давыдович серьезно ей ответил: «Спасибо за доверие, может, передадим ребенка папе?» И это было так правильно и торжественно, что никому даже в голову не пришло свести ситуацию к шутке.
Каждую годовщину «Норд-Оста» Иосиф Давыдович, как часовой, стоял на ступенях у входа в концертный зал. И всегда, в любую погоду, на его плечах было пальто, которым в далеком 2002 году он укутывал детей, защищая их от холодного октябрьского ветра...
