Алексей Чадов: «Раньше я побаивался вести серьезные дела с женщинами»

«Когда родилась дочка, я словно заново начал вспоминать, что делал с сыном десять лет назад. Многие моменты стираются из памяти, и ты снова проходишь этот путь, только уже с опытом. Девочка дома — это постоянная улыбка: даже если что-то натворит, все равно умиляешься и ходишь с улыбкой до ушей», — рассказывает Алексей Чадов.

— Алексей, скоро на большой экран выйдет ваша режиссерская работа — фильм «(Не)искусственный интеллект». Идея звучит очень свежо.

— Спасибо. Изначально мой друг и партнер из компании СТВ Андрей Рыданов прислал мне первый драфт Вячеслава Дубовикова под названием «Женя». Там был интересный концепт: студент случайно попадает внутрь скелета робота, искусственный интеллект не выпускает его наружу, и начинается их «приключение» — конфликт, дружба, предательство, героизм. Мне понравилась идея, я как продюсер начал ее дорабатывать, придумал название «(Не)искусственный интеллект». И в процессе я понял, что хочу снимать фильм сам. Хотя изначально планировал быть только продюсером — параллельно готовился к другому проекту.

— Почему местом действия стала именно Кострома?

— Я искал небольшой русский город на Волге. Мы с сыном объехали Ярославскую и Ивановскую области… И в итоге остановились на Костроме. Город понравился своей архитектурой. К тому же у меня есть эпизод с аниматорами-боярами, которые фотографируются с туристами рядом с памятниками царю Михаилу Федоровичу, Ивану Сусанину, Юрию Долгорукому. Эти исторические фигуры напрямую связаны с Костромой, и это стало еще одним аргументом.

— Главного героя сыграл Леон Кемстач. Он проходил большой кастинг?

— Леон появился так же неожиданно, как и многие звезды успешного сериала «Слово пацана». Мы долго искали артиста на роль семнадцатилетнего героя. Хотелось не совсем «свежее» лицо, а парня с каким-то опытом, потому что тема непростая. Нужно было не открывать абсолютно нового человека, а взять начинающую звездочку. Когда появился Леон, сразу стало понятно: это он, наш Женя. Я отправил ему сценарий, он тут же прочитал, загорелся и включился в процесс. Ему интересна сама история, плюс он увлекается робототехникой. Он ведь представитель этого поколения, для которого, по сути, сделан фильм.

— Расскажите о самом роботе. Как создавался костюм?

— Это был главный вызов проекта. Партнеры первым делом спросили: «А как вы вообще собираетесь это делать?» Костюмов такой сложности у нас еще не производили, а мне принципиально хотелось осязаемого героя, который действительно ходит по площадке и даже ловит автостоп — как в нашей сцене. Люди реально останавливались и спрашивали: «Ты откуда, Электроник?» Эти реакции создавали ощущение живого персонажа. Мы перебрали множество архетипов, искали опору в русской культуре — смотрели на самовары, на «буханку», на автоматы Калашникова — и в итоге остановились на шапке-ушанке: придумали роботу уши-антенны, которые шевелятся и реагируют.

— Тяжелый костюм?

— Очень. У актера-каскадера был месяц обучения особой пластике движений. Пять человек его обслуживали в отдельном вагоне, меняли детали. Производство заняло полгода: шли бесконечные примерки, тесты на движение и бег, доработки. Детали печатали на 3D-принтере, подбирали цвет, отдельно решали, как проветривать шлем, как сделать тонированные очки, через которые все равно можно видеть. Огромное количество нюансов, но только так робот получился «настоящим».

— Кто именно был в костюме — Леон или каскадер?

— Леон играл только в шлеме: мы сняли все его крупные планы, где видны эмоции. Это было непросто — словно смирительная рубашка, когда можно играть только глазами: руками не помочь, головой не повернуть. И все это приходилось делать в замкнутом пространстве — радоваться, злиться, сомневаться, плакать. Леон блестяще справился с этой задачей.

— Можете немного приоткрыть завесу сюжета? В чем главный конфликт истории?

— По сути, это противостояние между искусственным интеллектом и главным героем. Парень попадает в западню — словно пилот в кабину, из которой его не выпускают. Он хочет вернуться домой и вырваться из костюма, но у него не выходит. Потому что искусственный интеллект, которого мы назвали Апостол, — самостоятельный персонаж: со своим характером, воображением, отношением к миру. Более того, он не хочет отпускать пилота, ведь без него существовать не может. Ему хочется жить, он подражает людям: катается на каруселях, стреляет в тире, радуется мелочам, как ребенок. Это делает историю трогательной: он словно привязывает к себе человека, чтобы не умереть.

— Даже интересно, чем это закончится. Наверное, финал грустный?

— Смотрите фильм. (Улыбается.)

— Как режиссер, скажите: почему этот фильм стоит посмотреть?

— Потому что он очень современный, яркий, со множеством комедийных приключений и наличием человеческих историй. Помимо трюков в фильме есть о чем задуматься и есть чему научиться. Причем юмор там разный: и для детей, и для взрослых. Мне было важно, чтобы члены семьи могли смотреть фильм вместе. Например, юмор, понятный родителям за тридцать и за сорок, перемешан с детскими шутками. Непростая задача для сценария, но именно этого я добивался.

А еще эта история про дружбу, про любовь, про эмпатию. Фильм учит любить даже то, что не является живым. Мы уже живем в будущем: как сейчас у каждого есть мобильный телефон, так очень скоро появятся цифровые помощники, без которых мы не сможем обходиться. И наш фильм — о том, как выстраивать отношения с тем, что мы сами изобрели.

— Сыну вы уже показывали картину?

— Показывал. Попросил его быть максимально честным при просмотре. И, наблюдая краем глаза, понял: полтора часа он просидел не отрываясь, полностью в истории. Это приключение не даст заскучать никому: каждую минуту что-то происходит.

— Как вы ждете премьеру, волнуетесь? Все-таки первыми картину увидят люди из индустрии…

— Конечно. Мне в принципе невозможно спокойно относиться к своим премьерам. Первый показ зрителю — это особенное чувство, правильное волнение. Ты представляешь работу, ищешь отклик. Но я жду этого события с улыбкой, с предвкушением.

— Получается, это ваш третий фильм как режиссера? «Своя война», «Волчица» и сейчас — «(Не)искусственный интеллект»?

— Съемки «Волчицы» пока приостановили.

— Чувствуете, что ваши позиции в роли режиссера укрепились?

— Я бы сказал, укрепляются. С каждым разом все больше. Каждый проект приносит новые вызовы. «(Не)искусственный интеллект» — сложная постановочная картина, где я многому научился.

— У вас все картины непростые…

— Мне неинтересны простые истории. Я на них не завожусь как режиссер, как художник. Люблю творческие вызовы. Хочется сделать то, чего раньше у нас не делали. Это сложно в рамках бюджета — приходится включать креатив. На какой-то трюк не хватает средств — значит, нужно придумать, как сделать дешевле, но не менее зрелищно. Это отличная школа.

— Но при этом вы продолжаете активно сниматься у других режиссеров.

— Да. Сейчас у меня сразу три картины. Большая историческая лента Алексея Пиманова «1812 год. Охота на императора». Впереди — романтическое приключение, ромком «За любовь». В общем, у меня активная актерская занятость. Честно говоря, я успел соскучиться по работе: не снимался больше полугода.

— Полгода — и уже тоска по площадке?

— Последний съемочный день у меня был в декабре прошлого года. В сериале «Камбэк» с Сашей Петровым я играл антагониста. А в начале августа снова вышел на площадку. Получилось чуть больше полугода. И да, я очень соскучился.

— На что обращаете внимание при выборе проекта?

— Для меня первостепенен материал. Роль и сценарий — точка отсчета. Команда важна, но вторична. Если сценарий сильный, я могу согласиться даже на работу с малоизвестным режиссером. Главное, чтобы была яркая идея, нестандартная, пусть даже проект небольшой и с ограниченными средствами.

— Алексей, недавно вы во второй раз стали отцом, у вас родилась дочка. Как это повлияло на жизнь?

— Максимально. Я теперь живу в «малине». У меня дома четыре женщины: жена, дочка и две бабушки, которые часто приезжают. Замечаю, что и на работе у меня много сотрудниц-женщин. Раньше я побаивался вести серьезные дела с представительницами прекрасного пола: казалось, что киношный труд слишком жесткий, требует мужской закалки. Но сейчас понимаю: среди женщин очень много сильных профессионалов. С ними приятно работать и дружить.

— Помните свои ощущения, когда родился сын и когда появилась дочь? Или это всегда одинаково прекрасно?

— Конечно, это одинаково прекрасно. Но когда появился Федя, я все время спрашивал у мамы: «Неужели ты не помнишь, как воспитывать?» Прошло десять лет, родилась дочка — и я словно заново начинаю вспоминать, что делал с сыном. Многие моменты стираются из памяти, и приходится проходить этот путь снова, только уже с опытом: меньше реагируешь, меньше рефлексируешь. Как шутят: третий ребенок сам из роддома на такси поедет. (Улыбается.) У моей жены материнский инстинкт сработал максимально. Между Лейсан и дочкой сразу возникла глубокая, мощная связь. За этим наблюдать — одно удовольствие. А девочка дома — это, конечно, постоянная улыбка: даже если что-то натворит, все равно умиляешься и ходишь с улыбкой до ушей.

— Имя у вашей дочери необычное. Откуда оно появилось?

— Мы долго выбирали. Леся предложила вариант — Айя. Есть такое озеро на Алтае. Мы посмотрели значение: «чудное, чудо». В итоге остановились на этом имени. По святцам второе имя — София, то есть полное имя — Айя-София.

— А как Федя встретил сестренку?

— Он был рад. Познакомился, играет с ней, все прекрасно. Хотя ждал он брата.

— Братана…

— Конечно. Но братан у него — папа. Я для него и друг, и брат, и отец.

— Вы много времени проводите вместе?

— Да. Беру его в экспедиции, на съемки. Он сидит в вагончике, едет со мной в машине, присутствует на площадке. Это важная часть нашей семейной жизни, напрямую связанная с моей занятостью. Конечно, уделять время детям — значит ограничивать себя в свободе. Приходится изощряться, чтобы все совместить.

— У вас действительно очень плотный график. Мы с вами не могли назначить интервью на протяжении двух месяцев. Во сколько обычно начинается ваш день?

— В семь утра, максимум в половине восьмого. Меня легко поймать в восемь — в это время я уже на связи. Сотрудники компании удивляются, что я начинаю отвечать на сообщения, задавать вопросы так рано.

— А вечером вы, наверное, быстро «выключаетесь»?

— Нет, обычно ложусь спать около полуночи или в час. В десять вечера у меня тоже активное время: назначаю переговоры, когда рабочая часть дня уже подходит к концу и можно спокойно обсудить важные вопросы.

— То есть вы из тех, кому в сутках явно не хватает часов? Если бы вам подарили еще два, вы бы согласились?

— Конечно, но все равно было бы мало. Я не умею сидеть без дела. Отдыхать, ничего не делать — это не про меня. Даже в ванне полежать могу очень редко. В шезлонге на море я пишу сценарии или читаю, а просто тупить не получается. У меня всегда есть чем заняться: список фильмов и сериалов, которые не успеваю посмотреть, три книги, которые никак не дочитаю.

— Но ведь бывает, что батарейка разряжается — после перегрузки наступает апатия.

— У меня такого не случается. Апатия появляется только тогда, когда я оказываюсь в провинциальном городе и ритм вокруг замедляется. Тогда через десять минут уже хочется в свой «Шанхай». Я человек большого города, мегаполиса.