«В разводе Абдулова и Алферовой виноват Саша. Он сам это признавал в разговорах с друзьями и корил себя за то, что потерял Иру. Но и сибирский характер Ирочки тоже дал о себе знать — какие-то вещи она простить не сумела», — рассказывают друзья Абдулова актеры и режиссеры Сергей Никоненко и Александр Панкратов-Черный.
Сергей Никоненко: В картину «С любимыми не расставайтесь» Абдулова с Алферовой режиссер Павел Арсенов пригласил именно как супружескую пару — это было принципиально, он хотел снимать именно мужа и жену. «В любой семье время от времени случаются разговоры о разводе, — сказал им режиссер, — причины у каждого свои, вот и попробуйте разобраться». А у Иры с Сашей любовь тогда кипела! Какие там еще мысли о разводе?
Съемки проходили в Сочи, и директор картины предложил нам с Ирой и с Сашей подработать на стороне: «Чего по вечерам без дела сидеть? Здесь кругом полно санаториев, вот и проводите там творческие встречи». Мы идею поддержали. Причем Саша предложил мне: «Давай вперед Иру выпустим, нам меньше вопросов достанется». А Ирочка очень любила выступать: проходит 40 минут, потом 50, потом час, а она все стоит у микрофона. Ну а нам с Сашей оставалось по 10—15 минут. «Понимаешь, Петрович, — объяснял мне Саша, — у нее боязнь кулис, она боится за них выйти, а у микрофона чувствует себя в безопасности». Шутил, конечно. Но надо сказать, отдыхающей публике, в основном женщинам, мы с Сашей были менее интересны, чем Ирочка. В нее так и впивались глазами, спрашивали, что нужно делать, чтобы быть такой же красивой, как она, как ухаживать за собой, что носить…
Александр Панкратов-Черный: На съемках «Салона красоты» меня подвела одна актриса, которая должна была сыграть жену модного парикмахера. Отпросилась на пару дней и не вернулась. Роль хоть и небольшая, но интересная, и там обязательно нужна была красавица. И вот обедаем мы с Абдуловым и Алферовой в ресторане, я весь на нервах: «Ир, у меня актриса исчезла, скоро уже павильон пора освобождать, а ее все нет. Сыграй ты!» Ирочка прониклась, кивает, мол, выручу. Но тут Сашка: «А что за роль? Эпизод? Ты с ума сошел? Ирка и так в театре в массовке бегает, в кино ей нужны только главные роли!» Ира понимает, что я в безвыходном положении, и подбадривает: «Да я согласна!» А Сашка не унимается: «Кто сценарий-то написал?» И автор Абдулова не устроил: «Ирка, ты с ума сошла? В таком сценарии, да еще эпизод? Ни в коем случае!» Чуть до скандала не дошло, но Ирочка победила. Я для ее героини еще целую историю придумал: за ней начинает ухаживать директор рынка, герой Володи Сошальского, и она уходит к нему от своего парикмахера. Но, к сожалению, все пришлось вырезать — худсовету эта линия не понравилась. В итоге у Ирочки осталась одна сцена в парикмахерской с Женей Леоновым-Гладышевым, который и сыграл ее мужа. Мне было неловко перед Ирой и Сашей, но она-то без претензий, а вот Абдулов негодовал: «Вот предупреждал: не надо соглашаться!» Я оправдывался: «Саш, но ведь там прекрасная сцена!» Абдулов еще больше заводился: «Ирочка, прости меня, родилась не для одной сцены!» Абдулов всегда переживал за свою Ирочку.
Вот сколько я Сашку помню — это был какой-то фонтан, бьющий с силой водопада, но только вверх. Все время в движении, постоянно у него какие-то идеи, задумки. Я даже у Ирочки спрашивал: «А он когда-нибудь бывает спокойным?» — «Ой, когда Саша спокоен и спит, я не сплю, потому что не могу успокоиться. Он же за время общения так меня заводит, что уснуть уже не получается». За его ритмом жизни было не угнаться, впрочем, Ирочка и не стремилась. Саша это понимал. Я вот часто бывал в гостях у Абдулова, но только тогда, когда Ирочка куда-то уезжала. При ней он друзей к себе старался не звать, собирал в ресторане. Жалел Иру, говорил, что ей после репетиций, спектаклей или съемок нужно отдыхать, а не столы накрывать. А Ирочкину маму, Ксению Архиповну, Сашка боготворил, называл ее бриллиантовой тещей. И я свою тещу обожал, мы всегда с Абдуловым поднимали отдельный тост: «За наших бриллиантовых тещ!»
Гениальные женщины, которые заботились о нас, переживали и ругали своих дочерей за то, что те спорили с нами. Помню, как-то возвращались мы с Абдуловым из ресторана на такси, оба подшофе. Сашка до этого где-то споткнулся, рукав пиджака испачкал. Подъезжаем к его дому, он такой весь собрался, спрашивает у водителя: «Простите, у вас щетки не найдется?» Тот дал щетку, Сашка стал чистить рукав, я говорю: «Да ладно, дома отряхнешься». Он замахал руками: «Не-не, ты что?» Подколол его: «А-а-а, Алферихи боишься?» Мы так иногда в шутку Ирочку называли. «Да нет, я не из-за нее, я из-за мамочки. Просто не хочу, чтобы она подумала обо мне дурно», — сказал Саша.
Я знаю подробности развода Абдулова и Алферовой, но соваться в эту историю не буду, скажу одно: виноват Саша. Он сам это признавал в разговорах с друзьями и корил себя за то, что потерял Иру. Но и сибирский характер Ирочки тоже дал о себе знать — какие-то вещи она простить не сумела. Как раз тогда нас с Ирой отправили в командировку в Северный Йемен, там только-только военные действия закончились. Мы с ней ездили с творческими встречами по нашим военным частям. У нас на родине тоже произошло много важных событий, сейчас уже не вспомню какие, но что-то всех волновало. При этом при виде Иры люди обо всем забывали, их интересовал только один вопрос: «Ирина Ивановна, а правда, что вы разошлись с Александром Абдуловым?» Слухи об их разводе распространялись молниеносно и докатились аж до Северного Йемена! «К сожалению, правда», — спокойно отвечала Ира. Потом начиналось: «А почему?» Она так же спокойно отвечала: «Это очень личное. Но Саша…» И дальше следовали такие хвалебные эпитеты, такие комплименты Саше, что народ еще больше недоумевал: «Зачем же тогда расстались?» А мне кажется, что они так до конца и не расстались, у них все равно сохранилась какая-то невидимая связь, при всем уважении ко второй Сашиной супруге Юлии. Кстати, развод с Ирой никак не изменил Сашиного отношения к ее дочери Ксюше, которую он считал своей. У меня остались фотографии с Ксюшиного дня рождения, она уже была достаточно взрослой, и Саша «тамадил» за столом. Помню, он столько прекрасных слов ей наговорил, что она уже не знала, куда деваться от смущения. «Папа, — пыталась возражать она, — я этого не достойна!» А Саша отвечал: «Да ты большего достойна!»
Сергей Никоненко: Крепко мы с Сашей подружились, когда нас объединило общее дело — антрепризный спектакль Дмитрия Астрахана «Все проходит». Саша играл знаменитого телеведущего, а у меня была роль второго плана — актера, который под видом адмирала заявляется к жене героя Абдулова. Веселая пьеса, шла везде с аншлагами, зрители смеялись все два часа подряд, а финал такой, что в зале плакали. Много раз нас с этим спектаклем приглашали в Питер, в ДК имени Горького, где почти две тысячи мест — и ни одного свободного кресла. Помню, как-то начали там играть, идет первая сцена — объяснение Сашиного героя с любовницей, а в первом ряду зрители спорят из-за места: «У нас пригласительные!» — «А у нас билеты куплены!» Минут десять не могут разобраться, мешают и артистам, и зрителям. Сашка раз на них посмотрел, другой, а потом не выдержал, подошел к краю сцены: «И долго эта хрень будет продолжаться?» Претендентов как ветром сдуло, а в зале раздались аплодисменты. Не всякому, я думаю, простили бы такую грубость, а Саше прощали, потому что любили его. Он в секунду захватывал внимание зрителей. Абдулов же вырос в кулисах.
Вспоминал, как в Фергане отец, театральный режиссер, брал его с собой на спектакли и говорил: «Вот сейчас, когда этот дядя сядет, пробежишь по сцене с шариком». Так что Саша был опытный театральный волк. Когда мы в Питер приезжали, Абдулова всегда выводили из другого вагона, потому что на перроне его ждала такая толпа поклонниц, что он бы до вечера в гостиницу не попал. Кстати, размещали нас всегда в шикарном отеле на Невском, там в ресторане даже во время завтрака в ведерках со льдом стояло французское шампанское — пей сколько хочешь. Но Сашка предпочитал отсыпаться в номере, до спектакля никуда не выходил, просил, чтобы ему принесли поесть. Он вообще хорошо спал в гостиницах и поездах, наверное, потому, что в Москве ему выспаться не удавалось. Помню, я снимал картину «А поутру они проснулись» по рассказам Шукшина и предложил Саше роль. «Извини, — говорю, — но тебе все действие придется лежать в постели». Там история разворачивается в вытрезвителе. Абдулов так обрадовался: «Это же счастье!»
С антрепризным спектаклем Дмитрия Астрахана «Все проходит» мы вместе были в Германии, в Израиле, Америке и даже в Китае. В Сан-Франциско нас пригласили совсем молодые продюсеры, очаровательная еврейская супружеская пара, девушка просто вылитая Лиз Тэйлор. Ей было лет двадцать, ребята сами недавно перебрались за океан, похоже, только-только поженились, потому что обоих чувства переполняли. И вот готовят они нам сцену, но случаются какие-то технические накладки: «Извините, немножечко задерживаемся». Саша таких вещей не любил и решил их разыграть: «Ребята, это вы извините, спектакль, наверное, придется совсем отменять». Те заволновались: «Сейчас-сейчас все будет!» И тут Саша им выдал: «Да не в этом дело. Не уследили мы за нашим старичком Никоненко!» — «А что такое?» — «Да сметаны объелся!» — «Ну и что? Плохо себя чувствует? Какие-то таблетки или, может, врача позвать?» — «Да нет, сейчас у него будет биологический взрыв, поэтому срочно найдите ему женщину!»
Ребята в растерянности пытаются объяснить Абдулову, мол, здесь Америка, законы суровые, здесь даже если даму взять за руку — она может подать иск и выиграет дело. А Саша им на голубом глазу: «Ну тогда он вам сорвет спектакль». А я ни сном ни духом, понять не могу, почему ребята с таким ужасом на меня смотрят. «Саш, — спрашиваю, — что случилось?» Абдулов меня устранил: «Ничего-ничего, Петрович, отдыхай пока». А сам продолжает: «Ну что, не нашли? Да ему все равно, какая женщина, ни внешность, ни возраст значения не имеют, хоть старушка». Эта Тэйлор уже плачет: «Ну кого я ему найду? Не самой же мне к нему идти!» А Саша гнет свое: «Ну вы что, ребята? Он сейчас декорации начнет ломать! Вы не представляете, какое это чудовище, какой это монстр! В общем, спасайте спектакль!» Тэйлор совсем уже отчаялась: «Может быть, я маму попрошу?» И тут Саша сдался: «Да пошутил я, пошутил!» Потом, конечно, и меня посвятили в этот розыгрыш, и мы вместе с ребятами-продюсерами долго хохотали. Ну а фраза «Может, я маму попрошу?» стала у нас крылатой.
Александр Панкратов-Черный: Саша розыгрыши обожал. А с одним из них здорово мне удружил. Мы с Абдуловым вместе ехали в Питер на съемки «Мастера и Маргариты». Он спрашивает: «Контракт подписал? Нет? А я уже подписал!» Я поинтересовался: «Ну и какую ставку ты себе запросил?» Саша ответил, мол, скромненько, и назвал такую сумму за смену, что у меня волосы дыбом встали. И меня подначил: «И ты тоже иди и требуй!» Володя Бортко, конечно, опешил, когда я заломил ему эту заоблачную цену: «Ты с ума сошел?» Думал, что будем прощаться, но Володя все-таки подписал со мной контракт. Кстати, он сначала предлагал роль Босого, которого в итоге сыграл Валера Золотухин, но Степа Лиходеев показался мне интереснее. Сашка спрашивает: «Ну чего, какая ставка?» — «Как и у тебя». — «Не может быть!» — «Может!» Потом меня зовет Бортко: «Зачем сказал Абдулову? Кто тебя за язык тянул?»
Оказывается, Сашка подписался на сумму в десять раз меньше той, которую мне озвучил. Хотел похохотать над тем, как чудак Панкратов-Черный будет требовать голливудскую цену. В итоге я над ним хохотал. У Саши ведь в этой картине одна из главных ролей, его Коровьев там из кадра в кадр появляется, а я недельку поошивался на площадке и получил те же деньги. И вот собираю вещи в гостинице, пора возвращаться в Москву, Абдулов стучится в номер: «С тобой рассчитались? Да? Ну так едем! Как куда? В казино! И в ресторане ты меня угощаешь». Мы с ним в казино много играли. Помню, в Лас-Вегасе Саша трое суток не вставал из-за стола, все проиграл, залез в долги. И при этом мне все время давал советы — во что надо играть, а во что не стоит, а сам играл во все подряд. «Ну ты же сам играешь на этих автоматах», — пытался я ему возражать. Он тут же находил объяснение: «Я просто проверяю, как они работают!» Но именно в тот раз, после «Мастера и Маргариты», мы с Сашей выиграли, и он был рад, что я с его подачи хорошо заработал на съемках.
Да он всем помогал. Никогда не отказывал, если просили в долг: «Тебе когда надо?» И если у самого не было нужной суммы, перезанимал у кого-то и выручал человека. Помню, в Ялте закончили с ним сниматься в картине «Официант с золотым подносом», получили больше, чем остальные артисты. Вообще-то мы с ним всегда для группы поляну накрывали, но тут Сашка сказал: «На этот раз просто скромненько всех угостим». Это было так не похоже на Абдулова! Я удивился: «Мы же обычно с размахом!» А Саша говорит: «Ты обратил внимание, как бедно одета наша молоденькая актриса? Платьице поношенное, туфельки стоптанные. Я взял у костюмеров все ее размеры, поехали в магазин, купим ей нарядов и подарим!» И мы накупили этой девчонке всего, пригласили в номер, чтобы не на глазах у всех. Мол, хотим поблагодарить такую прекрасную актрису за совместную работу. Вручили ей подарки, она даже расплакалась от счастья: «Ой, это мне от двух Саш!» Конечно, она была влюблена в Абдулова, в Сашку все женщины влюблялись.
Помню, мы с ним согласились сняться у Толи Эйрамджана за копейки в комедии «За прекрасных дам!». Это было время кооперативного кино, когда получить работу вообще считалось большой удачей, а Абдулов еще и договорился для нас о десяти процентах с проката. Правда, потом кинокомпания перешла к другим владельцам, а те даже слушать не стали про наши десять процентов. Но эту работу мы всегда вспоминали с удовольствием. Там все действие происходит в одной квартире, в которой нам даже пришлось самим оклеивать стены новыми обоями. Бюджет был скудный. Помню, Сашка наушники для съемок брал у каких-то своих друзей. Рано утром мы с ним отоваривались в гастрономе коньяком «Белый аист», который нам выносили тайно, потому что в стране был почти что сухой закон, а весь дамский коллектив во главе с Ирочкой Розановой, Леночкой Цыплаковой и Леночкой Аржаник встречал нас песней «Белый аист летит...». Абдулов в эту картину привел своего друга Сережу Степанченко, который тогда уже работал в «Ленкоме», но, по-моему, даже квартирой в Москве не успел обзавестись. Конечно, Абдулов ему помогал с этим.
Он умел и помогать, и с благодарностью принимать помощь. У меня есть друзья в Фергане, люди совсем из другого мира, такие надежные пацаны. И вот как-то разговорились с ними про Абдулова: «Слушай, у него же и старший брат, и отец в нашем городе похоронены». — «Да, — говорю. — А вы знаете, когда убили брата?» — «Конечно!» — «А день кончины отца?» — «Конечно!» А Саша к тому времени давно маму и брата Роберта в Москву перевез, поэтому мы договорились с ребятами, что они там будут присматривать за могилками, и на годовщину чтобы обязательно были свежие цветы. И вот Саша приезжает на очередную годовщину в Фергану, а на участке, где покоятся его близкие, порядок, цветочки. Он начинает выяснять: откуда? кто? Я бы сам не признался, но нашлись люди, пошептали, мол, Панкратов-Черный попросил. Абдулов позвонил мне по возвращении: «Саш, срочно нужно встретиться!» А у меня как раз дел было невпроворот: «Времени совсем мало, давай в другой раз». Он все же настоял: «Ну часок-то найди, жду тебя в ВТО». Влетаю в ресторан, а там стол накрыт, за ним сидят наши общие друзья. Я сразу и не понял: «Что за событие такое?» А Абдулов поднимает за меня тост: «По Сашиной просьбе его друзья в Фергане кладут цветы на могилу моих близких, за что, Саша, тебе большое спасибо!» Он настолько был растроган, у него даже слезы выступили...
Сергей Никоненко: Я часто бывал у Саши на даче во Внуково, моя дача там недалеко — в Переделкино. И вот он мне звонит: «Петрович, ты не знаешь, сколько должны вариться хинкали?» — «По-моему, от семи до десяти минут, но уже в кипятке». — «Намек понял, сейчас буду засыпать. А ты намек понял? Приезжай!» Еду к Саше, и мы с ним ужинаем этими хинкали, готовил он потрясающе.
Был у Саши домик и на Валдае, где он снимался в «Тихих омутах» у Рязанова. Он и мне предложил: «Петрович, смотри, рядом со мной участок есть, давай тоже строй себе дом». Так мы с Абдуловым стали соседями на Валдае. И один из последних Сашиных фильмов — «Лузер» — там снимали: и у него дома, и у меня. В последний съемочный день, 21 марта, Саша сорвался в Москву. «Серега, — говорит, — сам заканчивай, у меня Юля, наверное, сегодня рожать будет, я должен быть с ней!» Вот как чувствовал: именно 21 марта Юля родила Женечку. Сейчас ей уже 11 лет...
Александр Панкратов-Черный: Как-то нас с Сашей поссорила желтая пресса. Я в интервью сказал все как надо, но потом так смонтировали, еще и Марка Захарова вплели, что я сам был в шоке. Получилось, будто я о Саше отзываюсь плохо. И он, конечно, обиделся. Потребовал у издания запись разговора. Ему ее предоставили. И вот прихожу в ЦДЛ, а там Саша: «Ты чего наплел?» Пришлось оправдываться: «Саш, да не о том я говорил!» Он включает диктофон: «Но голос-то твой!» Вот так меня подставили. Кстати, тогда Саша познакомил меня с Юлией, но мы с ней почти не общались. А вот с Ирочкой Алферовой дружим до сих пор. Потом газета признала свою вину, но у меня все равно осадочек остался: ну как Саша мог обо мне такое подумать? Какое-то время мы не общались. А потом встретились в Севастополе, где Абдулов снимал «Гиперболоид инженера Гарина». Сидели с ним в Балаклаве, на веранде ресторана у залива, Сашка был грустный-грустный, все время смотрел на воду. «Тяжело работается, — говорил, — боюсь, что не успею закончить».
Вот это меня насторожило. И буквально через четыре дня его на «скорой» увезли в военный госпиталь. Потом я узнал его диагноз. Помню, позвонил Саше, а у него голос был уже слабый-слабый. Спрашиваю: «У тебя врачи хорошие есть?» — «Врачи мне уже не помогут». — «А что хотя бы может поднять тебе настроение?» — «Да покурить бы!» Сашка оставался в своем репертуаре. Мы с ним были такие заядлые курильщики, Олег Янковский нас все время подкалывал: «Бросайте сигареты, вы как сапожники, вот я курю трубку, дым в мундштуке остывает — и никаких легочных заболеваний». Самообман, конечно, Янковский ушел через полтора года после Абдулова. «Знаешь, вот живешь, — сказал мне Саша, — и кажется, что так много успел сделать для своих лет. А когда подходишь к границе и оглядываешься назад: господи, так мало сделано, впереди-то пустыня больше, чем за спиной вспаханное поле». Он действительно мог бы еще очень многое, с его-то энергией, с его жизнелюбием. Ему бы еще пахать и пахать…
