Тетя Оля с детства была очень своенравной и всегда поступала, как ей вздумается. Авторитетом для нее был отец, а маме она не могла простить, что та его бросила. Ольга Вячеславовна к тому времени уже была замужем. Ближе всех к маме и отчиму была моя мама Наташа, она даже жила в их семье. Лена занимала нейтральную позицию, а Оля долго была непримирима! Кстати, позже тетя Оля отзывалась об отчиме очень хорошо: «Михаил Алексеевич был изумительный человек!»
Только спустя годы в семье узнали, что папу девочек в 1938-м расстреляли. Михаил Алексеевич посадил их всех в ряд и тихо сказал: «Ваш отец ни в чем не виноват, вы еще будете им гордиться!» А Оля всегда была убеждена в его невиновности и ждала, что он вот-вот вернется...
— Интересно, а сестры Аросевы были похожи друг на друга?
— Они были абсолютно разными: и внешне, да и характерами сильно отличались. Наташа очень спокойная, Лена была тихоней, ну а Оля — конь-огонь!
Наташа в силу своей необычайной усидчивости стала переводчицей, а Елена и Ольга — актрисами. Лена, хотя и очень послушная, в то же время была язвочкой, за что Оля ее порой лупила. Досталось однажды и моей маме. На одном из комсомольских собраний Наташу заставили публично отречься от отца. Маленькая Оля, узнав об этом, бросилась с порога на сестру с кулаками.
Тетя Оля вообще была вожаком. Сестры пытались сопротивляться тому, что малявка ими командует, но у них это плохо получалось. В нашей семье считали, что тетя Оля пошла властным характером в бабушку-цыганку. У ее дедушки, польского дворянина, жила домработница из настоящего цыганского табора. С женой детей у него не было, а эта девушка родила ему дочь, в будущем маму Ольги Аросевой — Ольгу Вячеславовну. Удивительно, но до 18 лет она воспитывалась нянькой-цыганкой, не подозревая, что на самом деле это ее мать!
— Наталья Мироновна, а вы — единственная племянница Аросевой?
— У тети Оли десять племянников! Самая старшая и любимая — это я. Я дольше всех была с ней рядом, можно сказать, знакома с пеленок. Разница с тетей в возрасте была небольшой — всего 16 лет.
Появилась я на свет 20 октября 1941 года, в день, когда в Москве объявили осадное положение. Меня назвали в честь моей мамы — Наташей, так же, как когда-то тетю назвали в честь ее мамы Олей.
Мама отвезла меня к родным в эвакуацию, побыла со мной месяца три и в январе ушла на фронт добровольцем. Она служила на передовой военным переводчиком, допрашивала пленных немцев.
Когда мы из эвакуации вернулись в Москву, мне было года четыре. Мы все вместе — тетя Оля, прабабушка, бабушка с ее маленькой дочкой Галей и я с братом Борей — жили в комнатушке метров на двенадцать. Все домашние отказывались водить меня в ясли, уж очень сильно я плакала. Носила меня тетя Оля, закутав в одеяло: ни саночек, ни колясок в помине не было. «Я сама была маленькой, худенькой, — рассказывала она. — Ты елозишь у меня на руках, пытаешься вырваться, а я иду и тебя по заднице шлепаю. Потом в яслях смотрю: одеяльце откинулось, а у тебя ножки голые».
