И да, конечно, Стюарт оттачивала произношение и британский акцент со знаменитым тренером по диалектам, который до того точно так же ставил выговор двум другим экранным Дианам — Эмме Коррин и Наоми Уоттс. Она тренировала осанку, пластику и училась танцевать — даром что ненавидела это с детства, с самых первых кастингов, когда в буквальном смысле путалась в собственных ногах. Носила парик — это серьезно сокращало время работы в Германии.
В течение полугода она искала что-то неуловимое: нельзя было превратиться в бледную копию, в очередное мутноватое отражение, хотелось ухватить именно суть — сочетание силы и хрупкости, сдержанности и внутреннего щедрого тепла, стальной выдержки и уязвимости. Словом, то, что... было, пусть в других пропорциях, но в том же наборе присуще Белле Свон.
А потом началось что-то странное. Это был почти мистический опыт. В какой-то момент Кристен действительно соединилась душой со своей героиней. Никогда за всю свою актерскую жизнь она не вкладывала столько в физическое совпадение с персонажем. Ей удалось однажды сформулировать главное: «Диана из тех, кто не боится смеяться, танцевать и плакать, причем делать все это на публике, и не боится замараться, а еще просто хочет открыто и беззастенчиво любить. Это такое прекрасное чувство — позволять себе светить».
Может, Диана вырвалась на свободу совсем ненадолго, а может, не вырвалась вовсе. Но Кристен, осмыслив и воплотив эту женщину на экране, словно получила от нее на прощание толчок, совет и пожелание удачи и вдруг точно поняла, чем свобода является для нее, и почувствовала смелость и легкость.
Как и Диана, Кристен не боится новой любви, даже если ее не одобрит «весь свет». Не боится папарацци. Не боится новых планов: у нее впереди два фильма, один из которых совершенно безумная фантастика — ничего столь революционного играть еще не доводилось. Не боится пробовать себя в режиссуре, причем отказавшись играть в своем фильме. Не боится предъявлять себя миру такой, какая есть, — угловатой и неуклюжей, совсем не гламурной, как бы роскошно, в вампирски-вамповском стиле ей ни красили лицо (и совершенно серьезно называет себя «полным отморозком из Лос-Анджелеса»). Ей нравится быть на свету — играть, например, со своей собакой, дворнягой Коулом, на лужайке у дома в Малибу. Все Золушки в какой-то момент перерастают дворец и мечтают жить как хочется. Просто не всем это удается.
