
Переживал страшно — душа болела, ничего не помогало... А уже четвертый курс, надо репетировать спектакли. И я вдруг понял: теперь мне есть чем играть. Как говорила бабушка: «За шкурой нет — к шкуре не пришьешь». Так что в актерском багаже прибавилось. Сильнее стал.
— После училища вы сменили много театров — такое ощущение, что ни один из них не стал вашим домом. Почему?
— Никогда не воспринимал театр как дом или семью, всегда это разделял. После училища, в 1991 году, меня взяли в Московский ТЮЗ. Играл я медведей, зайцев, лягушек и прочую фигню. Зарабатывал мало, а крутиться: купить, продать, перепродать — не было у меня для этого коммерческой жилки! Разве что подрабатывал лабухом в ресторанах — играл на пианино, только это и выручало.
Ощущался кризис, застой. Думал: «А дальше-то что?» Денег и перспектив нет: кино не снимали, в театрах аншлагов не было. Возникали мысли уйти из профессии... Или вернуться в Брянск и устроиться в местный драмтеатр? Но это же стыд и позор: уехал мальчик в Москву и ничего не добившись, приполз обратно.
И тут педагог Щукинского училища Гарий Маркович Черняховский позвал в Театр имени Вахтангова. Взяли на маленькие роли в четырех пьесах. Петр Наумович Фоменко поставил спектакль, который шел в фойе — на малое количество зрителей, я в нем играл на пианино. Впервые встретился на сцене с Юлией Борисовой, Юрием Яковлевым, Вячеславом Шалевичем... Для меня это была радость огромная! На поклонах стоял за Юлией Константиновной и, дурак такой, наступил ей на длинный подол. Она дергается, а идти не может... Развернулась и грозно шепчет: «Не надо мне на платье наступать!» — сдобрив фразу горячим словцом. Ой, как я испугался, как извинялся! Потом поехали на банкет с этими звездами. А я вспомнил рассказ папы о том, как якобы когда-то на гастролях он пил водку с артистом Шалевичем. Подсел к нему и сообщил об этом. И тут Вячеслав довольно раздраженно отвечает: «Никогда не пил водку с вашим папой и вообще не знаю такого актера!» От волнения я все время нес какие-то глупости, попадал в дурацкие ситуации и чувствовал, что пришелся не ко двору в легендарном театре. Через год меня оттуда убрали... Хотя понимаю — сам виноват...
Четвертого мая 1994 года от инфаркта умер папа. За год до этого уже был приступ, выкарабкался, но врачи запретили курить. Отец не смог бросить — по две пачки в день выкуривал... Мама позвонила из Брянска, я по этому поводу сразу выпил и не явился на спектакль «Принцесса Турандот». Участвовал в массовке, ничего не сорвал, но сам факт: молодой актер без предупреждения не явился на спектакль! Директор вызывает на следующий день, а от меня перегаром несет... Объясняю: «У меня папа умер» — и понимаю, как глупо это звучит. Ясно, что трагедия, но не повод не выходить на сцену... Попросил отпуск, чтобы съездить на похороны, а когда вернулся, на доске уже висел приказ об увольнении.
Попросился обратно в МТЮЗ — взяли, не стали злорадствовать. Первый месяц радостно играл своих лягушек, а потом захлестнуло уже знакомое чувство отчаяния... На гастролях в Марселе ощутил воздух свободы, напился французского вина и явился на спектакль «Собачье сердце» еле ворочая языком. По молодости имелась такая безответственность: позволял себе и во время спектаклей выпивать. Причем никогда не был алкоголиком, сейчас мне это вообще не нужно. Понимаю, как это неправильно и ужасно, призываю начинающих актеров так не делать. Меня сразу выгнали. Потом было еще несколько театров: «Театр.doc», «Практика», Таганка, разные антрепризы... Но по-настоящему нашел себя в профессии, только когда пришел в кино.