Конечно, поначалу ссорились чуть ли не до разрыва, а с годами поняли: никуда нам друг от друга не деться. Так в нашей книге судеб написано. Для меня крайне важно, что Света всегда поддерживала и в годы безденежья говорила: «Я в тебя верю — все будет!» Из театра, кстати, вместе со мной ушла.
— В кино вам с самого начала везло с режиссерами?
— Первая эпизодическая роль была у Николая Досталя в фильме «Облако-рай». Но играл я неуверенно — не знал, как себя держать перед камерой, подавал голос словно на сцене, чтобы слышали в последнем ряду, смотрел в камеру. Режиссер остался не очень доволен и лет двадцать пять никуда не звал. Вышел на связь, когда я уже стал известным. «Николай Николаевич, — говорю, — думал, больше уж никогда не позвоните!» Он сказал, что следит за моими работами, и пригласил на роль настоятеля монастыря в фильм «Монах и бес» по сценарию Юрия Арабова — со вторым планом, с иронией... За нее я получил «Нику» и «Белого слона». К ролям церковнослужителей готовились с Тимофеем Трибунцевым обстоятельно: Досталь водил нас в храм в Филях, где у него знакомый батюшка. Отстояли службу, потом священник завел нас в алтарь, показал, как махать кадилом, правильно креститься.
С режиссерами мне и правда везло. Был страшно горд, когда Егор Кончаловский пригласил без проб в «Затворника» и сказал много хороших слов о моих способностях. Хотя роль там небольшая: Балуев очень скоро выкинул меня из окна, но я уже почувствовал себя в обойме. С Александром Балуевым недавно опять пересеклись в «Угрюм-реке» Юрия Мороза — у меня в этом сериале большая роль. А у Кончаловского еще сыграл в «Антикиллере» бандита Лакировщика. В общем, постепенно обрастал актерским мясом, опытом и приобретал даже какое-то уважение в глазах коллег и зрителей.
Горжусь, что поработал со Станиславом Сергеевичем Говорухиным в картине «Конец прекрасной эпохи», сыграл роль редактора Туронка. Приезжаю к режиссеру — он величественно сидит в своем кабинете в кресле, курит трубку. Побеседовали о роли, затем Станислав Сергеевич предлагает: «Выпьешь со мной?» Думаю: «Кто Говорухин и кто я — неудобно с ним пить!» Да и за рулем я был. Отказался. Режиссер вздохнул: «Да, времена настали — коньяку не с кем выпить! Но вообще ты молодец! Ладно, на площадке встретимся!» Зауважал и на съемках всем ставил меня в пример.
— Какие фильмы считаете знаковыми в своей актерской судьбе?
— Думаю, по-настоящему моя кинокарьера началась с «Долгого прощания», снятого по повести Юрия Трифонова. Сергей Урсуляк увидел меня в антрепризе «Машенька» по Набокову, хотя пришел смотреть актрису. Спросил:
— Ты кто такой?
— Щукинец, — отвечаю.
— Надо же, — удивился он, — думал, всех щукинцев знаю... Выдающаяся работа!
И без проб утвердил на роль, за которую я получил своего первого «Белого слона» — премию кинокритиков.
Широкая же известность пришла после «Ликвидации». Вспоминаю те съемки как невероятно счастливое время: после работы купаешься в море, иногда ночью... В Одессе тогда нас любили: люди приходили на площадку, приносили сало, компоты. Актеров и так хорошо кормили, но не отказывать же поклонникам — забирали подарки в гостиницу, где все прекрасно елось и пилось. Кстати, мой персонаж тоже постоянно хомячит в кадре: то помидорку, то шматок сала, то яйцо. Помню, одну сцену долго не могли снять — на моем фоне у героев Машкова с Пореченковым происходит серьезный разговор, но Володя все время раскалывался:
