Я же самоедка, всю жизнь считала, что со мной сложно. Так и заявила Панину перед свадьбой:
— Знай, у меня много недостатков.
— Ничего, — успокоил будущий супруг, — помогу тебе их исправить.
Но исправить не вышло. В какой-то момент я поняла, что дома невыносимо. Уже была беременна, когда собрала вещи и ушла куда глаза глядят. Приютила подруга из театра.
Вынашивала ребенка сложно, за кулисами пару раз теряла сознание. В декретный отпуск отправилась в Омск. Родители окружили заботой и теплом, и я перестала переживать, что теперь мать-одиночка. Когда дочке исполнилось три месяца, вернулись с мамой в Ленинград в пустую комнату. Сережа уехал, спустя пару лет я узнала, что к другой женщине. У него родился сын ненамного младше Наташи.
Мамочка во всем помогала, поэтому я успевала играть спектакли, сниматься в кино и на телевидении, записываться на радио. В Ленинграде в семидесятые кипела бурная творческая жизнь. Я снялась в телефильме «Метель» в роли Марии Гавриловны, озвучила польскую актрису Эву Шикульску в «Объяснении в любви». Правда, за две серии получила всего пятьдесят шесть рублей. Оказалось, слишком быстро все делала. Коллеги умоляли: «Валя, не гони, у нас почасовая оплата! Чем дольше поработаем — тем больше получим». Но я не снижала темп, иначе потеряла бы вдохновение.
Интересно, что с Эвой мы позже пересеклись на «Звезде пленительного счастья» Владимира Мотыля. Я снова стала императрицей — на сей раз Александрой Федоровной, а Эва — женой декабриста Ивана Анненкова Полиной Гебль. Недавно в Москве встретились на телепередаче Максима Галкина*, посвященной декабристам. Обнялись, вспомнили былые времена, чуть не расплакались.
По молодости я многого не понимала и упускала шансы. Была зажатой сибирской девчонкой, поэтому не попала к Андрею Тарковскому. На втором курсе, когда искали актеров для «Андрея Рублева», пошла на пробы. Нужно было фотографироваться в купальнике. Потом узнала, что сниматься предстоит обнаженной. Отказалась — я в купальнике-то чуть со стыда не сгорела...
Зато в театре все складывалось хорошо. Роли получала феерические: Беатриче в «Много шума из ничего», Электра в спектакле «Моя любовь Электра», Мария Савина в «Элегии», где партнером был Бруно Фрейндлих. Казалось, должна бы гордиться собой. Но я почему-то в первую очередь верила тем, кто меня критиковал. Помню гастроли в Москве с Александринским театром. Наши спектакли обсуждали в Министерстве культуры, и некая критикесса крайне нелестно оценила мою работу. На том разборе полетов я сидела в первом ряду. Вдруг слышу: «У вас есть актриса Панина, не понимаю, почему она играет все эти роли. Ни голоса, ни внешности, ни дарования».
