Что любопытно: в театральном институте сестра впервые прочитала роман Шолохова «Тихий Дон» и загорелась сыграть Аксинью. Но кто-то из педагогов заявил: «Это не твоя героиня, твои — графини, герцогини, словом, белая кость». Видели бы они, как «белая кость» месила навоз в Актюбинске!
В подростковом возрасте я очень стеснялась сравнений с Элиной. Соседки не раз замечали маме: «Какие разные все-таки у вас дочки, старшая красавица, а младшая — так себе». А сестра дразнила меня «Сонька Золотая ручка». Мне не нравилось: ничего общего, кроме имени, с фольклорной героиней в себе не замечала. Спустя годы прозвище, казавшееся в детстве обидным, приобрело положительный оттенок.
— Сонь, ты же у меня Золотая ручка, настрогай салатик, — просила сестра.
— Для тебя — все что угодно! — с готовностью откликалась я.
Вообще, по-настоящему близки мы стали, когда повзрослели. Более того, характеры и взгляды на жизнь были настолько похожи, что на вопросы часто отвечали одними и теми же словами.
Своим знакомым сестра представляла меня почти по-матерински: «Моя младшенькая». Наставляла, когда я тушевалась и робела: «Надо всегда говорить уверенно и четко, не мямлить!» Танцевать учила — занимаясь в педагогическом, брала уроки в балетной школе и по вечерам, схватив меня в охапку, кружила в вальсе. От этих воспоминаний тепло на душе.
Сестру считаю по-настоящему большой актрисой. В Малом, где она прослужила шестьдесят лет, я видела все ее спектакли, многие пересматривала по нескольку раз. О театре Элина говорила с особой интонацией: «На сцене совершенно иное пространство, мне все там легко. Никогда ничего не болит, ничто не отягощает. Я из течения своих лет исключаю то время, что проживаю на сцене. Это сохранение мое».
У меня есть теория: в актеры идут люди, которые боятся реальной жизни. Профессия, где раз за разом проживаешь чужие жизни, становится своего рода защитной маской. Права или нет, не знаю... Но помню разговор Элины с родителями сразу после войны. Отец с мамой настаивали, чтобы старшая дочь поступала в медицинский. Но та отрезала: «Какая медицина, я ею в войну объелась выше головы?! Хочу, чтоб были цветы, музыка, аплодисменты... Чтобы я нравилась, чтобы мною восхищались, а не сидеть среди боли и болезней!»
