У Ильи наконец-то появилась возможность досуга — в редкую свободную минуту можно было лежать под теплым пледом, обложившись книгами. Рядом тихонько рисовала жена. Ее младшая сестра Надя, переехавшая в Москву, какое-то время тоже жила у Ильфов, помогала по дому не слишком хозяйственной Марусе и стала добрым другом зятю. Илья страстно увлекся фотографией, купил на одолженные у Петрова деньги фотоаппарат. Тот жаловался: «Было у меня на книжке восемьсот рублей, и был чудный соавтор. А теперь Илья увлекся фотографией. Я одолжил ему мои восемьсот рублей на покупку фотоаппарата. И что же? Нет у меня больше ни денег, ни соавтора... Мой бывший соавтор только снимает, проявляет и печатает. Печатает, проявляет и снимает...» Благодаря этому увлечению остались поистине уникальные кадры. Среди них есть и исторические, например последовательная съемка взрыва храма Христа Спасителя или похороны Владимира Маяковского. А есть камерные, бытовые, запечатлевшие уютную комнату, обеденный стол с нехитрой снедью, туалетный столик Маруси, кровать, книги и безделушки, а главное — самих героев этой маленькой театральной сцены. Эти фотографии дышат счастьем и покоем.
Однако о гладкой писательской жизни, которую вели более удачливые собратья по перу вроде того же Катаева, мечтать не приходилось. «Золотой теленок» неожиданно встретил резкую критику — в первую очередь со стороны всесильного Александра Фадеева, одного из руководителей Российской ассоциации пролетарских писателей. Дескать, нельзя выводить главным героем такого беспринципного пройдоху, как Остап Бендер, не поймет такого советский читатель. К счастью, за соавторов заступился Максим Горький — обратился к наркому просвещения Андрею Бубнову, и книгу издали.
«Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» напечатали чуть ли не на всех языках мира. С этим советское правительство не могло не считаться: умных, ироничных, популярных Ильфа и Петрова начали отправлять в командировки — в Среднюю Азию, на открытие Туркестано-Сибирской железной дороги, на военные учения в Белоруссии. Пришлось побывать и в печально знаменитой коллективной поездке выдающихся советских писателей на Беломорканал в 1933 году. Цвет отечественной литературы наперебой восхищался проектом «перековки» отпетых уголовников, старательно жмурясь и отказываясь видеть политзаключенных, ежедневно гибнувших на гигантской стройке. А потом литераторы дружно уселись за общую книгу, стремясь превзойти друг друга в славословии. Увы, это мало кого уберегло — многие из них вскоре и сами были репрессированы. И только Ильф и Петров наотрез отказались участвовать в проекте — они вообще были предельно принципиальны во времена, когда это не сулило ничего хорошего. Взяли и рассорились с кинорежиссером Григорием Александровым, любимцем Сталина, поставившим «Цирк» по их пьесе: увидев, что из едкой комедии получается помпезная агитка, потребовали убрать имена с титров.