Зима 1853 года. Париж. В «Комеди Франсез» закончился спектакль «Клеопатра», и восторженные зрители никак не хотели отпускать любимицу французской столицы неподражаемую Элизу Рашель — в десятый раз она выходила на поклон, посылая воздушные поцелуи публике. Аристид Бусико нетерпеливо ерзал во втором ряду: да когда же все угомонятся?
Рядом зевнула жена Маргерит, ей тоже не терпелось поскорее попасть домой и убедиться, что их отпрыск Антуан не натворил очередных бед.
В кого только уродился этот несносный мальчишка?!
— Поезжай домой одна, дорогая, — говорил Аристид, подсаживая жену в мигом подлетевшую пролетку. — Я должен еще зайти в магазин кое-что проверить.
Мадам Бусико давно привыкла к тому, что ее муж живет своим магазином, думает денно и нощно не о семье и сыне, как другие порядочные мужчины, а о небольшом заведении на левом берегу Сены, на рю де Севр. Скромные сто метров, где торгуют всякой всячиной, вовсе не казались Маргерит предметом, достойным всепоглощающего внимания и непрерывной заботы, тем не менее перечить мужу она не смела. Привычно отогнав тревогу и подозрения, женщина погрузилась в полудрему под мерное покачивание пролетки. Помыслить о том, что ее Аристид в это самое время помогает Элизе Рашель снять сценическое платье, было выше возможностей ее воображения.
Аристид раздражался.
Возможно, Элиза и великая актриса, но это не дает ей права пренебрегать им.
— Вам ведь не под силу окружить меня настоящей роскошью, а? — дразнила любовника Рашель, повернувшись к нему длинной голой спиной.
— Что вы называете настоящей роскошью, мадемуазель? — кипятился Бусико, ведь этой самой роскошью он прежде всего считал самого себя, так как весьма высоко ценил свою великолепную мускулистую фигуру, могучие плечи, на которые женщинам так хотелось опереться, густые каштановые волосы, чудесно сочетавшиеся с голубыми глазами...
Разве не на это польстилась избалованная Рашель, когда уступила его натиску? Он знает, что красив, и не просто красив — в нем кипит мужская сила; наверное, он чего-нибудь да стоит, раз уж сумел добиться ее, известной актрисы, недавней любовницы внебрачного сына императора Наполеона и Марии Валевской.
— Вы торговец, Аристид, хотя странно — ведь прежде всего вы мечтатель и фантазер.
— Ваш отец тоже был еврейским торговцем, Элиза, или вы забыли об этом?
Бесстыжая актрисуля, видно, запамятовала, что не далее как неделю назад Аристид преподнес ей королевский подарок — манто из чернобурой лисицы. Это ли не роскошь?
Оно пригодится ей в заснеженной России, куда Рашель собиралась на гастроли по приглашению русского царя Николая I. Бусико не сомневался, что по возвращении эта ветреная особа бросит его... Да он и сам тоже не привык цепляться за женщин, к тому моменту, может, подыщет себе кого-то посвежее, чем вечно утомленная и бледная, как привидение, 32-летняя Элиза.
Перед самым отъездом Рашель изволила разрешить Бусико сопровождать ее в походе по магазинам, чтобы сделать последние покупки. Аристиду уже наскучило слушать, как сильно она потратилась, а все еще не купила приличного саквояжа. Ведь вместительный кожаный саквояж стоит немалых денег.
— Буду благоразумной, — заявила вдруг Рашель, — хватит трат! Я отказываюсь от саквояжа, поеду со старым.
В ее тоне звучала такая гордость победы над собой, что Бусико улыбнулся.
Он было уже собирался подозвать извозчика, но Элиза погрузилась в безмолвное созерцание перчаток в лавке, мимо которой они проходили. Кончилось тем, что она приобрела пару отличных лайковых перчаток за весьма немалую цену, а в конце квартала задержалась у магазина с зонтиками и выбрала целых два.
— Элиза, вы же собирались быть экономной! — воскликнул пораженный Аристид. — А заплатили за все это больше, чем стоит саквояж! У вас мало перчаток?
— Полно, но эти так очаровательны! Да и зонтиков у меня целая коллекция, но один новенький зонтик — это ведь совсем недорого.
