Усы и баки у Энтони тогда еще не росли, а все остальное он точно скопировал. В клубе «Золотой век» у папы был свой столик, с которого он видел вход, — если новый посетитель ему не нравился, тот здесь не задерживался. Клубный вечер продолжался до утра, потом компания собиралась на парковке вместе с новыми девочками, продолжение следовало у них дома. К 14 годам он прошел большую мужскую школу.
Проблем с девочками у него не было, а вот первая, самая большая любовь закончилась глубоким разочарованием. Любовь была одноклассницей, он не мог без нее жить и доказывал это, как мог: после одной из ссор вытянул из себя шприцем немного крови и покрыл лобовое стекло ее машины кровавыми поцелуями.
Хайа это оценила, то, что следы от поцелуев стереть так и не удалось, ее не волновало. Девушка любила его таким, каким он был: в рваных джинсах и с ирокезом, без денег, работы и дома — с отцом он рассорился и жил у друзей, а когда их родителям это надоедало, ночевал в машине или на газонах. Ее папу и маму волновало другое: отец Хайи был ортодоксальным евреем и не мог допустить, чтобы любимая дочь вышла за гоя. Узнав, что Кидисы — литовцы, он было возликовал: «Ты знаешь, что до войны десять процентов населения Литвы были евреями?» — и начал рыться в книгах по генеалогии, но евреев с такой фамилией так и не нашел. Расставаясь с ним, Хайа рыдала в три ручья, но против воли родителей не пошла. Ее мужем стал владелец автосервиса, домовитый, полнеющий молодой человек из хорошей еврейской семьи — Хайа родила ему двоих толстых детей.
А Энтони продолжил свой блистательный путь вниз: вылетел из Калифорнийского университета, перебивался случайными работами, подолгу не задерживаясь ни на одной, тусовался по клубам, проходя в них без денег, по знакомству. До умопомрачения танцевал, трахался со снятыми по случаю незнакомками, писал никому не нужные стихи и открывал выступления музыкальных групп — это отлично ему удавалось. Red Hot... он и три других фрика, его старые друзья и одноклассники, создали в шутку, чтобы всласть оттянуться: в детстве он снимался в микроскопических ролях, учился в школе Ли Страсберга, но ни один здравомыслящий человек не позвал бы его в вокалисты. Первое выступление дали в клубе, для аудитории в тридцать человек — успех был феноменальным, и они вошли во вкус. После второго он выбивал гонорар из хозяина клуба, затащив его в сортир и макая головой в унитаз.
Так все и шло: концерты, клубы, девочки, все глубже затягивавшая его наркота, маленькая известность среди своих. Они играли за копейки, давали концерты, где придется, контракт со звукозаписывающим лейблом Emi/Enigma был заключен случайно — один из топ-менеджеров разглядел в них что-то, чего не видел никто другой. Разве может быть коммерческая перспектива у группы, играющей непонятный широкой публике панк-рок, выступающей голышом, с носками на членах, устраивающей хулиганские хэппенинги? Как ни странно, да: сперва к ним пришла известность среди профессионалов, потом слава и огромные деньги.
Изменилось время: в 80-е годы, когда они начинали, были в ходу глэм-рок, группы Warrant, Poison и Skid Row, экзотическая, бодрая и позитивная, театрализованная рок-попса в макияже и с блестками — не поймешь, мужики поют или бабы.
Они были во всех чартах и звучали по радио. Нечто похожее пытались сделать и из Red Hot — известный продюсер предлагал ему сочинять мелодичные песни о больших машинах, красивых девушках и серферах, группа должна была переодеться в красные с серебром костюмы. А потом музыка 80-х начала умирать, в воздухе появилось что-то новое. По радио зазвучала Nirvana, на MTV стали показывать клипы с песней Gish группы The Smashing Pumpkins, играющей музыку необыкновенной красоты. Эти группы были одной крови с Red Hot: пульсирующий танцевальный фанк, политизированные тексты панк-рока, сложная психоделическая музыка, имитирующая воздействие наркотиков. В начале 80-х Red Hot Chili Peppers чуть-чуть опережали эпоху, в 1992-м их альбом Blood Sugar Sex Magic занял 3-е место в чарте США.
Это случилось через год после того, как он вышел, — время наконец-то их догнало.
Получив первый миллион, он купил дом с видом на Голливудские холмы и все в нем переделал. Камин выполнили в виде голой женщины с двенадцатисантиметровыми сосками из фиолетового стекла, в районе чресел располагалась топка. Теперь он мог позволить себе все — купил поместье в Новой Зеландии, совершил пешее путешествие по джунглям Борнео, разговаривал с Далай-ламой. Все было круто, но за предыдущие годы безудержного секса и наркотического угара ему пришлось заплатить, и самым малым был гепатит С, от которого он вылечился травами и озонотерапией. Куда хуже было то, что он утратил способность влюбляться: раньше это происходило чуть ли не каждую неделю, любая новая женщина казалась ему совершенством, и он соблазнял ее изо всех сил — голодранцу с ирокезом приходилось проявлять чудеса изворотливости.
